услышали от одного из старейшин церкви, что я смогу провести операцию при минимальной потере крови. Нейрохирурги, которые работают быстро, теряют меньше крови пациента, потому что знают, что делают, и в их работе меньше стадий и этапов, которые удлиняют процесс. Родители Елены привезли с собой так много разных материалов, с которыми хотели меня ознакомить, что я почувствовал себя так, словно покупаю дом.

Лондонский региональный комитет по переливанию крови выпустил специальные схемы и подробные методички по оказанию помощи пациентам, которые не хотят, чтобы им делали переливания крови. Они содержат как общую информацию (например, как заранее оценить возможную потерю крови), так и более точечные рекомендации (какие именно педиатрические контейнеры использовать во время забора крови для анализа у взрослого пациента). Кроме того, есть список входящих в состав крови элементов, которые принимает или отвергает пациент. В нем фигурируют красные кровяные тельца, или эритроциты, тромбоциты, свежая замороженная плазма, криопреципитат, альбумин, рекомендуемые факторы свертываемости и концентрат фибриногена. Все перечисленное — отдельные компоненты, входящие в состав крови.

Существуют рекомендуемые варианты действий в случаях, когда свидетелю Иеговы необходимо переливание крови. Например, когда количество клеток крови низкое, рекомендуется поддерживать артериальное давление физраствором. Это, конечно, не помогает насыщать ткани кислородом, но сохраняет кровеносные сосуды открытыми, позволяя существующим эритроцитам доставлять то, что они могут. Свидетели Иеговы чаще всего не возражают против переливания физраствора. Некоторые из них специально запрашивают разрешение старейшин церкви на переливание эритропоэтина, или сокращенно ЭПО. ЭПО — это гормон, стимулирующий создание красных кровяных телец в костном мозге. Онкологические больные, проходящие химиотерапию, принимают ЭПО для поддержания количества красных кровяных телец, которое снижается во время лечения. Спортсмены иногда принимают ЭПО в качестве запрещенного допинга, поскольку это фармакологическая замена тренировке на большой высоте.

У Елены была болезнь Гиппеля — Линдау. Это — факоматоз, редкое генетическое состояние, при котором организм производит дополнительное количество ЭПО. В случае Елены этот синдром привел к появлению опухолей по всему телу. Болезнь Гиппеля — Линдау она унаследовала от своего отца. В результате болезни у нее появилась опухоль в задней части мозга и в надпочечнике. Опухоль в мозге имела яркий периметр, темную сердцевину и небольшой белый узелок, спрятанный в амниотической жидкости, словно эмбрион Чужого из ужастика. Эта опухоль даже способна создавать собственное удобрение, манипулируя клеточной ДНК так, чтобы активировать и фактор роста сосудов, который заставляет кровеносные сосуды разрастаться, и ЭПО — протеин, регулирующий производство красных кровяных телец в костном мозге. Это означало две вещи: много питающих опухоль дополнительных сосудов и утечку ЭПО в глобальную артериальную систему. В результате у Елены был высокий показатель гематокрита — соотношения красных кровяных телец к общему количеству крови, что немного облегчало операцию. У нее имелось много эритроцитов, что означало, что ее кровь будет доставлять достаточное количество кислорода к тканям, даже если она потеряет некоторое количество крови.

В общей сложности существует более 100 видов операций на мозге. Сложно сказать заранее, потребуется ли конкретному пациенту переливание крови во время операции или нет. В случаях, когда мы точно знаем, что у пациента будет большая кровопотеря, мы запасаемся необходимым количеством крови определенной группы. Иногда человек неожиданно теряет кровь, и тогда мы переливаем ему универсальную донорскую кровь с отрицательным резус-фактором, на которую иммунная система пациента не среагирует. В общем, мы не теряем жизни пациентов из-за недостатка крови. Смерть на операционном столе может произойти лишь в случае, когда переливание крови не успевает восполнять кровопотерю. Кроме того, мы также знаем, что дети переносят потерю крови хуже, чем взрослые.

У Елены, кроме опухоли в мозге, была опухоль в надпочечнике. Эта железа выделяет кортизол, известный как гормон стресса. Мозг управляет разными железами, выпуская гормоны из гипофиза, главного гормонального регулятора, который находится в центре головы. Гипофиз следует командам расположенного над ним гипоталамуса. Управлением гормонами стресса занимается гипоталамо-гипофизарный комплекс. Однако система этой настройки не является автономной от наших мыслей и намерений. Над ней находится префронтальная кора головного мозга, которая регулирует и подправляет работу системы, что и определяет нашу реакцию на разные виды стресса.

Захваченные опухолью, надпочечники Елены работали автономно, без обычных сигналов от гипофиза. То есть возникала ситуация, когда тело реагировало на стресс, когда такового и в помине не было. При этом Елена чувствовала себя нормально и стресса не ощущала благодаря вмешательству префронтальной коры головного мозга. Ее мозг определял, что причин для стресса нет, и психологически игнорировал состояние напряжения, возникающее в теле, и очень высокое артериальное давление.

До операции мы должны были избавиться от повышенного уровня адреналина. Иначе стресс от операции привел бы к резкому повышению давления в артериях по всему телу, и они могли бы лопнуть. Такое состояние называется злокачественной гипертонией. Мы дали Елене препарат, блокирующий рецепторы в сердце и сосудах и купирующий реакцию на стресс. Этот препарат снижает артериальное давление и помогает людям забыть о пережитых травмах.

Во время операции Елена находилась в сидячем положении на специально отрегулированном операционном столе. Ее корпус и голова держались в прямом положении с помощью металлической фиксации. Она была без сознания, в наркозе. В данном случае сила гравитации была мне на руку, потому что я мог видеть в мозге коридоры, которые сложно различить, когда пациент лежит. Я еще не добрался до опухоли, как произошло нечто непредвиденное. Со стороны затылка твердая мозговая оболочка тоньше. В этой области не делают быструю трепанацию, которая применяется на остальных участках черепа, поэтому я начал стачивать череп Елены. Я работал сверлом с алмазным наконечником и сточил участок черепа. Потом инструментами, похожими на небольшое зубило, этот участок кости нужно удалить. Несмотря на то что я действовал предельно аккуратно, я оторвал кусочек твердой мозговой оболочки в том месте, где три главные вены (венозные синусы) сливаются, а затем спускаются в левую и правую яремные вены, отводя кровь от мозга к сердцу.

Я мог бы все исправить. Задача была непростой, но вполне выполнимой. Проблема заключалась в том, что я не мог сделать пациентке переливание крови. Я должен был наложить 40 или 50 маленьких швов, пришить оторванные края, начиная с нетронутых, потом взяться за оборванные, чтобы в конце сшить все это последним швом посредине. Работать требовалось очень быстро. Между каждым стежком вена кровоточила, и надо было отсасывать кровь, собиравшуюся в мозге Елены. То, что я делал, можно сравнить с ремонтом текущей трубы под водой: кровь течет, и шить очень неудобно. Надо многократно повторять описанную выше процедуру. Кровь течет постоянно, но из-за опухоли крови было