Затяжной подъем длиной в полкилометра, Зверь не снижает темпа, но дышит прерывисто и тяжело, даже такой бестии трудно взобраться на высоченную гору. В гололед – давно, до начала времен, – невезучие фуры складывались здесь пополам, так и не одолев вершину, и напрочь перекрывали трассу… Ничего, Бронька, ты потерпи, за подъемом будет неизбежный спуск и ты получишь заслуженный отдых. Бронька терпит и как танк прет и прет вперед.

Из палатки неслышно выходит Зулук, но я замечаю его краешком глаза. Маркиз молча любуется окружающими видами, но при этом косится на меня.

– Говори, – милостиво обрываю его мучения.

– У меня… – начинает сумасшедший компаньон и вновь замолкает. Он колеблется, но я ничем не могу ему помочь. – У меня плохое предчувствие, – слова, преодолев одним им ведомое препятствие, спешат наружу, Зулук торопится выговориться. Волнуется, сбивается, заикается. – Н-нам н-нельзя туда! Н-нам н-не…

– Куда, дорогой дядюшка Зу? – язык мой, враг мой, но я никогда не отличался сдержанностью на этот самый язык.

– В с-с-с…

– В Суксун?

– Да!

– Успокойся, заикание тебе совсем не идет, – странно, но нервозность спутника меня совсем не трогает.

Зулук испытующе смотрит на спокойного меня. Цедит слова по одному:

– Солдатик. Туда. Нельзя.

– Почему?

– Не знаю. Предчувствие. Очень-очень плохое.

– Твоя шизофрения вмешивается в наш маршрут? – пытаюсь изобразить недовольство, но на самом деле мне плевать, даже если он и прав. Хандра и нездоровое самоубийственное равнодушие захватили мой разум без боя. Мне действительно плевать, вечная зима – безжалостная властительница смерти, она выпьет всех нас до дна.

– Да очнись ты! – маркиз трясет меня, пытается влепить пощечину. Перехватываю его руку и сам бью под дых. Зулук воет и оседает на колени. С придыханием – ему не хватает выбитого из легких воздуха – сыплет проклятиями и оскорблениями. Я замахиваюсь, нарочито медленно, даю ему шанс – и он замолкает. Истерика еще беснуется в его налитых кровью глазах, но теперь она под контролем, страх боли пересиливает панику.

– Наш паровоз вперед летит, – помогаю маркизу подняться, хватит насилия на сегодня. – И мы никуда с него не денемся. Если «рельсы» ведут в Суксун…

– Ты должен попытаться отвернуть Зверя от проклятого места! Солдатик, там… я не могу описать, но там даже не смерть, что-то похуже…

– Хуже смерти? – это любопытно, но не более того. Я знаю, что не смогу увести Броню с ее пути. – Зул, хуже смерти только испоганенная жизнь, нам уже нечего бояться, мы в ней по самое горло.

– Ты не понимаешь!

Это он не понимает: я не «машинист», я такой же пассажир в мчащемся под откос поезде…

Мы на вершине горы, Зверь справился.

– Молодец, Бронька. Ты знаешь, на борту возникла легкая паника, не все члены экипажа, – делаю хорошую мину при плохой игре, – хотят в Суксун, будь добра, обойди чертово село.

Это все, на что я способен. Вопросительно гляжу на Зулука: «Доволен?»

Маркиз близок к отчаянию, нервно трясет головой, заламывает руки. Он такой разный, мне никогда не привыкнуть к смене его настроений… Впрочем, «никогда» может очень скоро закончиться, до него всего километр пути.

Зверь глух к моим похвалам и просьбам, его больше интересует крутой спуск, ведущий в небольшую долину в самом низу. Отдыха не предвидится, я обманул бестию. Прости, Бронька.

– Зулук, прекрати трястись, как баба, – ему все же удается пробудить во мне кое-какие эмоции, теперь он меня раздражает.

Склон горы под снегом покрыт ледяной коркой, и Зверь, проваливаясь в сугробе, поскальзывается. Тяжеленная туша словно бульдозер катится вниз, сгребая широкой грудиной снежные валы перед собой. И что мне особенно не нравится, четырехногий «каток» все набирает и набирает ход! Броня рычит и упирается всеми лапами, но что она может противопоставить льду и законам физики?

Бросаю быстрый взгляд на маркиза, в тайной надежде, что он сейчас заголосит «мы разобьемся, мы все умрем» и я с чистой совестью начищу его сумасшедший фейс, – руки чешутся давно и довольно настойчиво.

Не тут-то было, Зулук вновь удивляет – он, конечно, напуган, но в глазах мерзавца горит, нет, прямо-таки пылает надежда! Это шизофреническое создание готово разбиться к чертям собачьим, лишь бы избежать встречи с Суксуном! Гребаный гребун, да он молится о смерти!

Молитвы безумного суицидника, к счастью, не были услышаны, спуск закончился, мутанта с двумя пассажирами на загривке вынесло на небольшой горизонтальный уступ, так называемую «ступеньку» перед следующим, гораздо более крутым и продолжительным склоном. Маркиз страшно разочарован нежданным спасением, матом кроет судьбу, отказавшую в малой просьбе, я перевожу дух, стараясь не думать о дальнейшем спурте, Зверь отплевывается, прочищая пасть от набившегося в нее снега.

– Зум-зум, хорош сквернословить, уши в трубочку сворачиваются, – я уважаю хороший и меткий матерок, но маркиз начисто забыл о такой добродетели, как умеренность. – У нас еще будет шанс сдохнуть тебе на радость.

Он не слышит или игнорирует меня. Ну и хрен с тобой, паникер недобитый. Броня нетерпеливо переминается с лапы на лапу, никак не решаясь продолжить ненадолго прерванный слалом, – вот это проблема посерьезней. Я, черт возьми, боюсь! Страх поганой метлой прочистил мозг от хандры, сплина и прочих пораженческих настроений. Я хочу жить – вот единственно правильное и единственно возможное настроение!

– Тыковка, любовь моя, – льстиво треплю холку нашему транспортному мутанту, – будь осторожна: не спеши, звук не обгоняй, скорость света не превышай, за пределы разума не выходи! И мы тихой сапой докатимся до равнины, ладушки?

«Ладушки» застревают поперек горла: Броня подходит к краю склона, и я вижу то, что видеть не могу! По склону ползет мерцающая желто-оранжевым огоньком снегоуборочная машина и посыпает очищенную от снега трассу песком. Мои глаза выпрыгивают прочь из орбит, приходится придерживать их пальцами.

– Вашу Глашу! – говорю с невероятным трудом, отпавшая челюсть всячески препятствует членораздельной речи. – Зум, мальчик мой, скажи, мы вместе галлюцинируем?

– Если ты наблюдаешь дорожную технику, – Зулук больше не истерит, отчетливо слышу радостные нотки в кардинально изменившемся голосе, – то ты чертов бредовник! Мать твою!

– Грузовик со снегоуборочной лопатой, проблесковым маячком на кабине и сыплющимся из жопы песком, так? – на всякий случай уточняю, смысла в этом никакого, но молчать сейчас невозможно.

– Это еще не все, – маркиз загадочно улыбается.

Он прав, далеко впереди, в самом конце спуска, виден еще один источник мерцающего света. Только другого оттенка – радикально красного. И синего. Красный—синий, красный—синий… Светомузыка завораживает.