по тормозам. Те мерзко заскрипели, жалуясь на грязь проселочной дороги, попавшую в тормозную систему, но женщина не собиралась обращать на них никакого внимания. Обычно Анжела была намного более внимательна к своей машине — старенькому, но очень еще рабочему Опелю системы Кадет. Опель-кадет был ее давней мечтой. И когда мечта эта осуществилась, Анжела почувствовала себя по-настоящему счастливым человеком. Так же она была счастлива, когда вышла замуж, и когда испытала первый оргазм, встретившись впервые с ее шефом на съемной квартире, и когда мама привезла из Японии куклу-Барби, которой ни у кого из подруг тогда еще и в мечтах не было.

Но сейчас ей было не до счастья, и тем более, не до машины. Она еще раз выругалась, точно такими же словами, как и в только что, потом вспомнила, как бабушка не советовала ей вспоминать черта, когда солнце клонится к закату, и стала успокаиваться.

В эту командировку Анжелина ехать не хотела. Не просто не хотела, а никак не хотела, упиралась изо всех сил, пыталась увернуться от поездки с использованием всех женских хитростей, бывших в ее богатом арсенале. Но ни ее обычное обаяние, ни просьбы о помиловании, ни мнимая болезнь дочери не помогли ей на этот раз. Босс (по совместительству ее периодический любовник) был неумолим. Она должна была ехать.

И если подумать, что же так не пускало ее в эту командировку, так ничего такого и не было! Не было больной дочки (мамы, бабушки, мужа, брата или сестры), не было плохого самочувствия, не было ничего, кроме какого-то неприятного, жгучего ощущения того, что ей сюда, в эту чертову дыру, ехать нет никакой необходимости.

Все началось с того, что она выехала на два с половиной часа позже. Ехать было далеко, Анжелина рассчитывала нагнать время в дороге, но ничего из этого не получилось: вместо пяти с половиной часов дороги ей удалось уложиться только в пять. Потом ее продержали на КПП намного больше, чем было бы нужно. Прорвавшись внутрь, Анжелина все поняла: начальник тюрьмы был слишком пьян для того, чтобы соображать, что ему надо сегодня подписывать. Более того, он был не в состоянии вообще что-нибудь подписывать.

Их фирма специализировалась на поставках продовольствия исправительным учреждениям по всей стране. Работа была не пыльной, но достаточно муторной. Командировок было более чем достаточно, иногда больше, чем хотелось бы. Анжела практически не работала с поставщиками, шеф предпочитал выводить ее на потребителей собранной ими продукции: руководителей исправительных учреждений. Появление эффектной молодой женщины всегда производило на грузных мужчин, которыми, в большинстве своем, оказывались начальники колоний, просто разительный эффект. Со временем они привыкали, но далеко не все, и далеко не всегда.

Но в Разумихино, где располагалась колония под номером 88113, Анжелина не ездила еще ни разу. Надо еще сказать, что колония располагалась не в самом селе, а в километрах пяти, на берегу небольшой речушки. Наверное, чтобы расположить там это заведение пришлось вырубить роскошный ивняк, которым так были богаты берега речушки с ласковым названием Скалка.

На пути в колонию Анжела сумела село обогнуть, но теперь, чтобы дождаться, когда поутру начальник колонии сумеет подписать договора, надо было где-то переночевать. Достаточно быстро темнело, в желудке уже чувствовалась мерзкая пустота, признак запущенного гастрита. Анжелина всегда ела мало, но ела регулярно и следила за своей фигурой и здоровьем. Это ее брат, парень полутора сотен килограммов весом, Артем, был полной ее противоположностью — с самого детства.

И черт ее дернул двинуться по дороге в село! Надо было ехать в райцентр, пусть там десяток километров в объезд! Тоже не фонтан, но кто сказал, что село будет лучше? Во всяком случае, добралась бы намного проще. Но Анжела не привыкла себя обманывать: по дороге в колонию она проезжала улочками этого страшного запущенного райцентра. Там все было чертовски паршиво. Старенькие дома, в подавляющем своем количестве деревянные, попадались даже доме из теса, такие страшные, что это становилось уже неприличным. И почему она решила, что в селе дома будут получше? Только потому, что не проезжала селом? Наверное…

Анжела тяжело вздохнула, повернула ключ, вырубив мотор. Теперь надо было выйти, чтобы оглядеться и решить, как ей действовать дальше.

Вечерело. В этих местах и в это время вечереет намного быстрее, чем обычно, кажется, так ей говорил Петруша, который уже бывал в этой чертовой колонии. И чего это его не послали подписывать эти все бумаженции? Да нет, она все знала: Петруша не был человеком, который мог добиться того, чтобы условия контракта соответствовали пожеланиям шефа. Как ей надоели эти морды, в глазах которых читался всегда только один и тот же вопрос: какая будет сумма отката? Надоели их липкие взгляды, концентрирующиеся на чаще всего на ее ладных коленках, старающихся еще издали раздвинуть ей ноги. Надоели эти постоянные ритуалы распития, нет уничтожения коньяка в немыслимых количествах, как обязательная прелюдия неизвестно к чему, и просто так, без повода, в качестве водопроводной воды к контракту. Надоело все это, верно, но что еще делать? Анжела вышла из машины, тут же угодила в скопление грязи, чуть поскользнулась, судорожным движением размазала неожиданную грязь по голени, вот к чему приводят отвлеченные мысли! Сумела выбраться на обочину, смогла как-то найти островок относительно не так скользкого пространства, оглянулась — мокрые ветви кустов принялись буквально хлестать по лицу и груди. Вода попала в глаза, Анжелина поморщилась, вытерла глаз платком, отметила прискорбный факт растекания туши по плоскости лица и только после этого вспомнила, что Петюня говаривал, что наткнулся недалеко от этого села на вполне приличный ресторанчик. А кушать хотелось, и еще как!

Анжела наметила маршрут прохождения колеи, прошлась чуть за пределы заболоченного участка, заметила дома и огни села, а так же дорожку — достаточно заметную, к тому же присыпанную гравием. Дорожку не так давно выравнивали грейдером. И вела она к домику, совсем не похожему на жилища местных поселян.

Опель-кадет утробно зарычал. Хорошо, что умудрилась заправиться еще на трассе, теперь было как-то спокойнее выбираться из этой передряги, а если бы ко всему закончился бы бензин? Дождь, который недавно совсем-совсем прекратился, начал накрапывать снова, судя по небу, он должен был припустить снова, и припустить хорошо, этот дождь собирался портить настроение очень и очень долго. Дождь — он хорош, когда ты сидишь в теплой мансарде и стихи строчишь. Писать стихи под ритм дождя очень даже приятное и благодарное дело. А вот работать, да еще и перемещаться за рулем самоходного