что до них можно было бы дотронуться рукою, особенно, если взобраться на крышу десятиэтажки.

Говорят, что последняя любовь самая острая…

Да, странности говорят люди, разве они ведают, что творят?

Алена, наконец-то, добралась до автомобиля. Палыч, водитель Алены Разиной, мирно спал на своем боевом посту. Алена постучала в окошко, Палыч мгновенно проснулся, выскочил из машины, открыл дверцу, подождал, когда Алена сядет на свое излюбленное место, и только тогда стал заводить машину. Еще мгновение, и машина бесшумно двинулась с места.

— Ты потише, Палыч, я хочу письмо прочитать.

Палыч ничего не сказал, но машина очень медленно покатила по дороге. Алена оглянулась, ей показалось, что Виктор вышел на крыльцо дома. Нет, не может быть, он же спал. Спал, утомленный и истощенный любовными играми. В плотном конверте была записка для Мусика. Она была короткой. «Мусик, все ок!» и подпись в виде закорючки со множественными завитками, напоминающими геометрический узор. В конверт был вложен еще один конверт. Алена вскрыла его. Там лежал мобильный телефон и чек на предъявителя. В чеке была прописана сумма три миллиона евро и венчала его та же закорючка. На конверте было написано одно слово «премиальные». Кроме того, из конверта выпал мобильный телефон. Очень дорогая, точнее, самая дорогая женская модель, стоит не одну пару штук тех же самых евро. Телефон был включен и, как только Алена взяла его в руки, ожил. Что-то пискнуло, и детский задорный голосок сообщил, что пришло новое сообщение. Адена открыла его, в сообщении значилось: «Усталость от жизни болезнь неизлечимая. Спасибо за все. Виктор».

— Стой! — заорала Алена дурным голосом.

Перепуганный Палыч тут же остановился. Алена выскочила и побежала, она добежала до кованой решетки, служившей оградой усадьбе Виктора и таки увидела его, стоящего на крыльце дома и машущего ей рукой.

— Виктор! Витя! Витенькааааа!!! — заорала певица дурным голосом, надеясь, что вдруг он ее таки услышит.

Кто знает, может, и увидел, и услышал. Рука перестала махать и опустилась к сердцу. Наверное, там была спрятана кнопка, потому что, как только рука коснулась рубашки около сердца, прогремел взрыв. Дом разлетелся на миллиарды кусков, огромный огненный дым столбом поднялся над озерцом, Алену бросило на снег мощной ударной волной, она видела, как его, мужчину, с которым она всего каких-то полтора часа назад занималась любовью, просто разнесло на куски.

В шоке Алена неподвижно застыла и смотрела на это безумными, совершенно безумными глазами. А в небе тут же вспыхнул фейерверк, громадные синие, оранжевые, красные и зеленые шары вспухали на небе и опадали красивыми гроздьями, потом пошли серебряные стрелы, потом еще и еще. Этим фейерверком Виктор прощался с жизнью. Феерическое зрелище: взорванный дом и праздничные огни над его углями…

И тут пошел снег. Грязный, закопченный, кровавый. Алена стала биться в истерике, кататься по снегу, размазывая слезы по щекам, Палыч, который сам еле пришел в себя как мог, оттаскивал хозяйку к лимузину и пытался ее успокоить. К дому начали съезжаться какие-то люди, Палыч последним усилием забросил Алену в лимузин и поднял все окна, чтобы защитить от назойливых взглядов. Он откупорил фляжку с любимым сортом коньяка, которая всегда находилась тут, в лимузине, на всякий пожарный случай. Но кто мог предполагать, что случай будет настолько пожарным?

Алена схватила флягу и начала пить коньяк, как будто это фляга с водой. И только после этого чуть-чуть пришла в чувство. Закашлялась. Палыч легонько постучал по спине, так, чтобы обозначить какое-то действие…

Ее первым стремлением было порвать и чек, и эту дурацкую записку, адресованную Мусику. Ей не хотелось жить, ей хотелось выть, стать волчицей и выть на горькую луну, которая еще висела в этом проклятом зимнем небе. Но быстро замелькавшие в уме нули отрезвили Алену. Эмоциям пришлось чуть-чуть подвинуться. Алена прикинула комиссионные Мусика, налоги, а все равно оставалась приличная сумма. Размышления о деньгах как-то и отвлекли, и успокоили ее, все еще хотелось реветь, и Алена всплакнула, но уже без истерики, даже Палыч вежливо отвернулся, чтобы она могла дать волю слезам, но слезы уже как-то не шли. Еще раз, и очень остро захотелось выть, выть, выть, подвывать, что ли…

И тут Алена поняла, что деньги-то с нею, и что жизнь, не смотря ни на что, продолжается.

P.S.

Эту речку кто-то назвал Выдьмой. Может быть, казаки-первопроходцы, организовавшие в этих местах, километрах в пятидесяти выше по течению, имели в виду ведьму-реку, а потом как-то перекрестили ее, кто теперь вспомнит? Место это было глухое и на большинстве карт не отмеченное. Тут даже геологи не попадались — слишком уж бесперспективным оно было для освоения. Тем более странным казался вертолет МЧС, зависший над пологим берегом Выдьмы-реки. Крылорукий висел несколько минут, потом стал резко набирать высоту, уходя по пологой кривой за горизонт, истыканный верхушками вековых сосен.

— Странный этот мужик.

— Угу, — согласился со штурманом пилот.

— Отвалил такие бабки за такой пустяшный рейс.

— Не за рейс он заплатил, а за то, что мы про этот рейс навсегда забудем, — наставительно произнес пилот.

— Какой рейс?

— Уже лучше, куда вы сегодня летали, штурман Зябликов?

— На стоянку Эвель-Марь.

— Совсем другой разговор. И что там?

— Еще никого.

— Правильный ответ.

Человек, высадившийся на берег Выдьмы был среднего возраста, довольно высокий, через лицо шел шрам от свежего ожога. Он вспомнил, как любовь к театральным эффектам чуть-чуть не подвела его во время самой последней постановки. Что же, теперь он был там, где хотел оказаться, там, где деньги не имели никакого значения, а имел значение только он один. Он, и его жажда жить. Выживет или нет? Он проверил свое снаряжение, поправил охотничий карабин, пересчитал патроны — два десятка. Больше брать не хотел. Он хотел одного — одиночества. Одиночества и возможности испытать себя. Может быть, через это испытание к нему вернется страсть к жизни? Он продумал еще раз, не оставил ли где-то следов? Нет, не оставил. Человек глубоко вздохнул, расправил плечи и стал смотреть на медленное, плавное и такое уверенное течение сибирской речушки. Он никуда не спешил. Он просто хотел тишины и одиночества, и, как всегда, получил желаемое.

Винница — Глинск 2008 г.

Ресторан «Голова врага твоего»

Дорога была тяжелой: размытая, со следами тракторов и большегрузных автомобилей, которые выбили глубокую и очень неприятную для легкового автомобиля колею, эта дорога казалась не дорогой, а полосой препятствий, с главным препятствием под названием «болото».

«Черт бы побрал эту чертову дыру!»

Анжелина ударила