Женевьева невидящим взглядом уставилась на какой-то мраморный памятник. На каменном пьедестале были вырезаны древние буквы: «ЧОСЕР». Если бы Женни заинтересовалась, Ник мог бы рассказать ей удивительную историю об этом памятнике. Но по сути, она сейчас не замечала монумента. Наконец Женевьева произнесла:

— Да, Ник. Полагаю, вы были правы.

— Я так и знал! И еще вы признались, что боитесь вашего мужа. Видите ли, в определенном смысле слова я тоже живу рядом с ним, хоть и недавно. Мне, как и вам, отлично известно, что господин премьер не самый легкий в общении человек.

Этот пассаж заставил леди слабо улыбнуться. Хоксмур тем временем продолжал:

— Иногда мы с премьером… нет, между нами, мною и моим создателем, не всегда все ладно. Понимаете, Женни, когда я уносил вас с курьера, устраивал в медотсеке, понимал, что единственный способ спасти вашу личность — это перезапись, и принимал решение, — так вот, все это время я вовсе не собирался держать ваше спасение в секрете. У меня не было какого-либо осмысленного плана. Но потом я подумал и решил, прежде чем сообщать всему миру, что вы спасены, сперва убедиться, что перезапись прошла нормально. Кстати, спешу вас уверить, что все прошло прекрасно.

— А потом? — быстро спросила леди.

— Ну, потом я решил объяснить вам, что у вас есть право выбора! — выпалил Хоксмур. — Я имею в виду — право выбрать, хотите ли вы к нему возвращаться.

— Возвращаться к нему? — Женни застыла, непонимающе глядя на своего спутника. Потом в ее глазах вспыхнула безумная надежда. — Вы имеете в виду — после того как вы сможете вернуть меня в мое тело?

— Я… я же объяснял — мне это не под силу. И никому не под силу. Ваше тело было полностью разрушено.

— Но как тогда я могу вернуться к мужу? Что вы подразумевали, когда спрашивали об этом? Как я могу возвращаться к кому бы то ни было в своем нынешнем виде?

— Полагаю, единственный способ, которым вы можете вернуться к мужу, — это просто навестить его, — сдержанно отозвался Ник, — поговорить с ним с голографическиго экрана. Кроме того, вы можете повидаться с ним в каком-нибудь виртуальном пространстве, наподобие того, в котором сейчас находимся мы с вами.

— Встретиться с ним в каком-нибудь воображаемом мире вроде этого? Или посмотреть на него с экрана? Кому от этого станет легче? — Леди явно начала приходить в бешенство. — Какая от этого польза Дираку? Он ведь женился на мне, чтобы основать династию! Он живет в мире политики, а там брак с электронным фантомом ничего не значит! Меньше, чем ничего! Нет, мой муж не должен знать, что со мной произошло. По крайней мере, до тех пор, пока вы не вернете меня к настоящей жизни. Я не допущу, чтобы он увидел меня в таком состоянии! Он может… — Фраза оборвалась на полуслове, словно Женевьева побоялась закончить ее.

— Конечно, есть и другие варианты, — немного помолчав, произнес Ник. Его отчаяние росло с каждой минутой. — Я думаю, это прекрасная альтернатива. Вы и я — мы могли бы жить вместе. Постепенно вместе с другими, подобными нам…

— Подобными нам? Вы имеете в виду — ненастоящими? С программами?

— Да, я признаю, это другая форма жизни. Но мы…

— Жизнь? Да разве это жизнь?! Говорю вам — мне необходимо тело! — перебила его леди, почти срываясь на крик. Она взмахнула бесплотными руками. — Кожа, кровь, кости, мышцы — вы можете дать мне это все?

Хоксмур напряг все силы, стараясь объяснить Женевьеве суть проблемы. Но леди Женевьеву не интересовали технические детали. Она не желала слушать объяснения причин, не позволяющих вернуть ей тело. Она хотела, чтобы эта задача была выполнена, — и цена ее не беспокоила.

Но в то же самое время она не хотела, чтобы Хоксмур оставлял ее одну, и Нику почудилась в этом новая надежда для него лично. Женевьева заявила, что, когда он уходит, в аббатстве становится невыносимо одиноко.

Когда Хоксмур обнаружил, что леди скучала по нему, его захлестнула волна радости. Но все же он не мог остаться здесь навсегда — иногда придется возвращаться на работу.

— Я могу сделать так, что здесь появятся люди, — предложил Хоксмур.

— Настоящие люди?

— Ну, в настоящий момент — нет. Пока что вам придется довольствоваться обществом фигур, которые будут двигаться в некотором отдалении. Например, церковными служками. Если хотите, где-нибудь в соседнем помещении небольшая компания устроит вечеринку. Вы будете слышать музыку и голоса людей.

— И никогда не смогу к ним присоединиться. Благодарю, не нужно. Лучше просто приходите ко мне, когда у вас будет появляться свободное время, Ник. И вы должны, просто обязаны постараться принести мне какие-нибудь хорошие новости

— Я так и сделаю.

И Хоксмур ушел. Переместил свое сознание в другое место, скользнув по электронным схемам, и с новым рвением принялся за работу. Она не хотела, чтобы он уходил. Прежде чем покинуть леди, Хоксмур сделал то немногое, что он мог сейчас для нее сделать, — показал Женевьеве, как переводить себя в состояние сна.

Такая дикая — и совершенно несправедливая, насколько это представлялось Нику, реакция со стороны любимой женщины вызвала у Хоксмура горькое разочарование, хотя он и говорил себе, что не имеет на это права. Ведь он собирался предложить ей счастливое будущее. Кроме того, Хоксмур до глубины души — то есть до самых глубинных уровней программирования — был уверен, что требование Женевьевы вернуть ей плоть невыполнимо. В его безукоризненной памяти не хранилось ни единого упоминания о случае, когда оптэлперсона (власти называли этим термином обе разновидности электронных личностей), искусственная по происхождению или списанная с человека, была бы успешно переписана в живой органический мозг.

Женни изо всех сил старалась освоиться со своим новым положением. Следующая их встреча с Хоксмуром состоялась через несколько минут реального времени — того, которое считают реальным существа из плоти. При этой встрече Женевьева постаралась дать понять, что сожалеет о своей несдержанности и неблагодарности. Леди настойчиво повторила, что действительно благодарна Нику за то, что он спас ее, прибегнув к единственному имевшемуся у него способу. Женевьева согласилась, что даже такое призрачное существование среди призрачных теней все же лучше — наверняка лучше, — чем окончательная смерть.

Леди так старательно повторяла свои доводы, что у Ника возникло впечатление, будто она прежде всего пытается убедить в этом себя.

Хоксмур был счастлив услышать выражения благодарности со стороны Женевьевы, но он до сих пор чувствовал себя глубоко уязвленным тем, что женщина, которую он любил, отвергла его мир, все его существование. Он все еще продолжал боготворить эту женщину — и сейчас, когда она стала такой же, как сам Хоксмур, его поклонение только усилилось. Если, конечно, существо, в которое превратилась Женевьева, можно было по-прежнему называть женщиной, — а Хоксмур готов был поклясться, что так оно и есть, — и если слово «поклонение» могло должным образом описать его чувство.