Варя вернулась на второй этаж. Тут все же были какие-то признаки жизни и освещение. Может быть, она найдет хоть одну незапертую дверь, а за ней телефон или компьютер… Она помнит наизусть номера и электронный адрес Тимакова, она должна с ним связаться любой ценой!

На втором этаже за время ее отсутствия что-то изменилось. Потому что теперь здесь оглушительно, на весь этаж пахло кофе. Свежесмолотым, свежесваренным, восхитительным, сто лет непробованным кофе! Значит, за одной из этих дверей кто-то был, кто-то варил или пил кофе.

Осторожно, держа обеими руками тяжелый пистолет, Варя пошла от двери к двери, прислушиваясь и принюхиваясь. Нужную дверь она нашла быстро. Здесь запах кофе был сильнее всего, а за дверью слышались слабые звуки. Что-то попискивало, позвякивало, шелестело. Варя затаила дыхание и осторожно толкнула дверь.

Видимо, бабушка молилась за нее на небесах, потому что дверь открылась бесшумно. Варя стояла на пороге ярко освещенной комнаты, сжимая пистолет и напряженно вглядываясь внутрь.

Оп-па! Оказывается, это и есть «гнездо упыря». Судя по всему, это кабинет Зольникова, и сам «упырь» в тщательно отглаженном белом халате сидел к Варе спиной за компьютером, увлеченно раскладывая пасьянс и прихлебывая кофе. Знакомый красиво подстриженный затылок над спинкой кресла как магнитом притянул к себе Варю. Ни секунды не колеблясь, она сделала несколько шагов и точно и сильно ударила Зольникова рукояткой пистолета. На этот раз рука ее ни капельки не дрогнула, и «упырь» без звука повалился на стол.

Варя обошла кресло и холодно оглядела дело своих рук. Зольников лежал головой на столе, чашка выпала из его руки, и лужица кофе стекала со стола на белоснежный халат. Хорошая работа, похвалила она себя.

Но медлить было нельзя. Быстро оглядев стол, подвигав ящики, она нашла то, что искала – моток широкого скотча. Брезгливо морщась, схватила Зольникова за воротник халата и перевалила назад, крутанула вертящееся кресло, поворачивая его к себе и, с треском разматывая клейкую ленту, прикрутила врага к креслу. Напоследок щедро, от уха до уха, заклеила куском скотча рот.

Мобильный телефон нашелся у Зольникова в кармане. Не медля ни секунды, Варя набрала номер Тимакова, приказав себе не забыть потом стереть запись о звонке.

Пока шли гудки, она от нетерпения не могла стоять на месте. Она переминалась с ноги на ногу, подпрыгивала и даже прикладывала к горящим щекам холодный пистолет.

– Возьми трубку, – бормотала она. – Слышишь, возьми трубку! Стасечка, Славочка, Тимус, миленький, родной, возьми трубку!

Где же он? Забыл телефон в машине или не может ответить? Сидит в засаде или выслеживает кого-нибудь?..

– Да! – неожиданно и громко сказал в трубке знакомый голос. – Да, Вадим Геннадьевич, слушаю.

Варя оторопела. То есть как это? Что происходит? Он что, знаком с Зольниковым? И не просто так знаком, у него есть номер телефона Зольникова, он у него определился, он видит, что звонит телефон Зольникова!

Все перевернулось в душе у Вари. Внутри, там, где сердце, стало так больно, что на глаза навернулись слезы. Она держала перед собой телефонную трубку как ядовитую змею.

– Вадим Геннадьевич, Вадим Геннадьевич, – продолжал звучать в трубке голос Тимакова. – Что у вас случилось?

Что теперь делать? Кому звонить? Куда бежать? Отсюда не убежишь, и никто ей теперь не поможет.

– Вадим Геннадьевич! – Голос Тимакова вдруг странно раздвоился. Варя слышала его в трубке и откуда-то извне. И через мгновение она увидела его самого. Держа трубку возле уха и продолжая говорить, он шагнул через порог. Он был здесь.

Он был в белом халате, таком же, как у Зольникова. Он был одним из них…

Он остановился на пороге и одним взглядом вобрал в себя все – Зольникова, примотанного к креслу, с беспомощно упавшей на грудь головой и Варю с телефоном в одной руке и тяжелым пистолетом в другой. Он встретил взгляд ее широко раскрытых глаз, в котором не было ничего, кроме безнадежности и отвращения.

Варя в упор смотрела на него, прямо в его растерянные глаза. И чувствовала, что худшей минуты в ее жизни уже не будет. Все потеряло смысл, во всем был тошнотворный, мерзкий привкус лжи и предательства.

Она отшвырнула ненужный теперь телефон и обеими руками подняла пистолет, нащупывая курок. Зрачок пистолета уставился прямо в побледневшее лицо Тимакова.

– Варя, – беззвучно, одними губами сказал Тимаков. – Варя, не надо…

Если бы он сделал хоть какое-нибудь движение, Варя, возможно, и нажала бы на курок. Но он просто стоял и покорно ждал, и она поняла: не сможет…

Она опустила пистолет. Тимаков шагнул к ней и сделал резкое, неуловимое движение рукой…

10

И опять во тьме плавала, притягивая взгляд, искрящаяся точка. Варя поняла, что еще жива, и открыла глаза.

Лучше бы она их не открывала, потому что вокруг царила кромешная тьма. С закрытыми глазами она видела хотя бы искорки света, а теперь эта давящая на глаза абсолютная, жуткая чернота вызывала панику.

Ее что, похоронили заживо?

Варя задергалась, хотела закричать, но оказалось, что это невозможно. Руки и ноги ее были связаны, а рот чем-то заклеен. Она чувствовала это, когда пыталась двигать губами. Скотч, вспомнила она. Там был скотч. Там, где были Зольников, Тимаков и пистолет, из которого она так и не смогла выстрелить. Она помнила, как Тимаков шагнул к ней навстречу, дальше память обрывалась.

Где она сейчас, в гробу?

Непохоже, она лежит на боку, с поджатыми к груди коленями. Так в гроб не кладут. Закопали так, без гроба? Нет, она не чувствует на себе тяжести земли, она может дышать, открыть глаза, чуть-чуть подвигаться…

Здесь очень холодно и пахнет чем-то металлическим, и еще бензином. Еще похоже, что она накрыта с головой какой-то тряпкой.

Она подвигалась, кое-как, цепляя связанными руками, стащила с головы тряпку. Светлее не стало, стало холоднее, но зато теперь было легче дышать и стали долетать звуки – шорох, постукивание и отдаленный лай собак. Похоже, она находилась в каком-то металлическом вместилище, по крыше которого барабанил дождь…

Она попыталась ощупать окружающее пространство. Пространства было мало. Распрямиться не удавалось, она упиралась головой и ногами в стенки вместилища. Поворочавшись, она перевернулась на спину и связанными руками нащупала низко над головой металлический свод.

Что все это значит? Кто ее сюда засунул, зачем? Выпустят ли ее отсюда? Увидит ли она небо хотя бы перед смертью? Почему она такая дура, почему, вместо того чтобы звонить Тимакову, она не позвонила в полицию? Она могла сказать, что ее похитили и держат взаперти, ее могли бы найти, запеленговав по звонку телефона, как всегда делают в детективных сериалах. Она могла бы уже быть на воле, и за ее жизнь боролись бы врачи! Она все испортила, можно считать, что она сама себя засунула в этот ящик.