Но если я только попробую рассказать всю эту историю майоруСиницыну, он, во-первых, не поверит. И во-вторых, тоже. Для того чтобы онповерил, придется рассказывать о том, что произошло со мной двадцать лет назад,но я ни за что не расскажу. Просто не могу. К тому же он все равно не поверит.

И Карабасу я не помогу, и себя в невыгодном свете выставлю.А если милиция узнает, что я скрываю человека, которого обвиняют в убийстве,тогда будет совсем плохо…

Размышляя таким безрадостным образом, я вошла в свой подъезди вызвала лифт.

Вот и получается, что, кроме меня, никто не будетрасследовать убийство Меликханова. Потому что милиция ищет сбежавшего Карабасаи больше ничем не занимается. Поэтому сейчас мне нужно спрятать АнтонаСтепановича подальше, а уж потом, когда у меня будут развязаны руки, я выясню,кто убил шефа и зачем. Для этого мне надо узнать о нем как можно больше. Я знаютолько, что он делал двадцать лет назад — едва не убил семилетнюю девочку встаром заброшенном доме. А также что три дня назад он вступил в должностьуправляющего филиалом банка… В этом промежутке с Меликхановым случилось что-тотакое, за что его убили. И я непременно выясню, что это было.

В этом месте я сама себе удивилась. Куда делась запуганнаяпичуга, покрывавшаяся испариной, едва лишь незнакомый мужчина приблизится к нейна несколько шагов? Что случилось с моими комплексами? Раньше я впадала впанический ужас при одном только воспоминании о том эпизоде. Раньше я бояласьлюбых ссор, даже разговоров на повышенных тонах, сейчас чувствую себядостаточно сильной для того, чтобы заботиться о Карабасе. Неужелидвадцатилетний кошмар закончился со смертью его участника?

«Кто бы ни был убийца Меликханова, — мысленнопроизнесла я, — мне он сослужил хорошую службу».

Тут я заметила, что лифт приехал и двери его давногостеприимно раскрыты.

Я открыла дверь своим ключом и наткнулась на какое-топрепятствие, которое оказалось сестрой. Сестрица мыла пол в прихожей —капитально, согнувшись в три погибели, возя по мокрому линолеуму тряпкой.

Казалось бы — что такого особенного? Ну, моет женщина пол,эка невидаль! Но я удивилась не тому, что Сашка делает это в пол-одиннадцатоговечера, — мало ли у кого какой график уборки. Надо знать мою сестру — онаужасно ленива и ненавидит любую домашнюю работу. Не домашнюю, впрочем, тоже. Изаставить ее, допустим, помыть посуду или почистить картошку с детства было непросто. Когда я подросла, все хозяйство легло на мои плечи, поскольку материвечно не было дома — она трудилась на двух, а то и на трех работах, чтобы хотькак-то свести концы с концами.

Отчасти в хорошую сторону повлияло на Сашку замужество —третье, с Генкой. Да и то она больше сюсюкает с ним и лезет с поцелуями, аготовит и убирает мама.

Поэтому я очень удивилась и решила, что назавтра ожидаются унас гости. Или к Генке придет кто-нибудь важный смотреть макет фанерноготелефона.

Сестра оглянулась на звук отпираемой двери, и яприготовилась к обороне. Вы покажите мне такую женщину, которая радуется, когдаходят в ботинках по чисто вымытому полу. Уж на что у мамы спокойный характер,но и она, бывало, рявкнет на нас с Сашкой и тряпкой замахнется. Однако сестраничего не сказала, даже не нахмурилась, а пробормотала приветствие и сновапринялась возить тряпкой по полу. Я сняла туфли и прошла босиком к себе.

— Обожди, я еще ванну не мыла! — крикнула вследСашка.

Ванна — это что-то новенькое, вряд ли кто-то из Генкиных посетителейзахочет принять в нашем доме ванну. Стало быть, сестра старается не из-заГенки. И тут до меня дошло: это она пытается меня задобрить после вчерашнегокрупного разговора! Надеется, что я передумаю и не стану выгонять их с Генкойиз дома. И что интересно, если бы такое случилось раньше, семейка меня бы ислушать не стала. То есть не приняла бы всерьез все мои угрозы, они решили бы,что я просто временно взбесилась от одиночества и неудовлетворенных желаний(дословно цитирую сестру) и к утру все пройдет и останется по-старому.

Между прочим, это очень приятное чувство, когда с тобойсчитаются. Мама рассеянно кивнула мне, как всегда занятая телевизором. Вприхожей подсыхал чисто вымытый пол, из ванной доносился шум воды. Я нацыпочках пробежала по коридору и негромко стукнула в дверь комнаты сестры.

Мой шурин — или зять? — как всегда возлежал на диване,глубокомысленно уставившись в потолок. Это означало, что Гена обдумываеточередной гениальный проект, по нашим же с Тинкой наблюдениям, он просто спал соткрытыми глазами.

— Привет! — сказала я.

— Чего тебе? — Он испуганно встрепенулся и дажеподобрал под себя ноги в рваных носках.

— По делу, — коротко ответила я и присела на крайдивана, — слушай, у тебя ведь квартира пока свободна?

— Ну-у… — Глаза его забегали, он хотел нахамитьпривычно — мол, какое твое собачье дело, да что ты все вяжешься, но вовремявспомнил, что было вчера, и промолчал, видно, здорово я нагнала на него страху,прогуливаясь по квартире с топором.

— Так свободна или нет? — настаивала я.

— В принципе да, — осторожно ответил Генка, и я поего бегающим глазам тотчас сообразила, что мерзавец, конечно, своюоднокомнатную квартирку давно уже сдает. Или пускает в нее кого-то. Но ни зачто не признается, потому что дойдет до сестры, и она устроит скандал. Денег-тоон ей не дает, все на себя, любимого, тратит!

— Слушай, Гена, — терпеливо, как маленькому,объяснила я, — мне дела нет до того, что ты обманываешь мою сестру. Этоваши с ней проблемы, решайте их сами. Мне сейчас нужно место, где мог быпоселиться один человек. Дня на три, не больше. Можешь устроить? Само собой, небесплатно.

Генка поерзал на диване, задумчиво поглядел на потолок,потом подсчитал что-то, шевеля губами.

— Сегодняшний день тоже считается, — нагло заявилон.

— Побойся бога, сейчас уже одиннадцать часов! —вскричала я.

— Полторы тыщи в день! — не слушая, твердил Генка.

— Да ты офонарел, что ли, совсем от жадности? —ахнула я. — У тебя там что — гостиница пять звезд?

— Деньги вперед, не нравится — других найду! —твердо стоял на своем Генка, и я полностью уверилась, что он сделал из своейквартиры постоянный источник дохода. Подумать только, а в семью даже на питаниене давал, ел-пил за мой счет!

Но время поджимало, и мы сторговались за тысячу в день, и тотолько потому, что я пригрозила сдать его сестре со всеми потрохами. Генкаиспугался, что малина накроется медным тазом, и согласился.

— Но чтобы через три дня хахаль твой выметался! —строго велел он, отдавая мне ключи.

— Да он мне не хахаль вовсе… — начала было я.

— Да мне без разницы! — махнул рукой Генка, ноя-то видела, что он заинтригован и сильно сокрушается, что нельзя обсудить моеповедение с сестрой.