— Валерочка, это не аферист, это племянник мой,Антон! — испуганно залепетала тетя Маша. — В гости заглянул…

— А что, если племянник, так, значит, неаферист? — усмехнулся Валерий. — Племянники — они самые и естьаферисты! Сперва в гости зайдет, потом поселится, а там, глядишь, на жилплощадьпретендует… вот, к теще Васи Спиридонова племянница приехала из Новохоперска,вечером зашла — под предлогом чайку попить, потом мосты развели, ночеватьнапросилась, а там, глядишь, эта племянница уже прописана и комнату у Васинойтещи отсудила…

— Я совсем ненадолго… — начал Антон.

Я потянула его за рукав: здесь ему явно ничего не обломится,этот Валерий насмерть будет стоять на страже своих интересов. Но Антон не понялмоего сигнала и продолжил:

— Мне бы буквально несколько дней перекантоваться… покасемейные проблемы не утрясу…

— Ах уже несколько дней? — вскинулсяВалерий. — Я так и знал! Так и чувствовал! Ты видишь, Мария, к чемуприводит твоя безответственность? Ты меня огорчила, Мария! Ты впустила этогосвоего так называемого племянника, он уже втерся к тебе в доверие, хочет у наспоселиться, вместе со своими семейными проблемами, — Валерий покосился наменя, — а там его уже никакими силами не выпроводишь! Он ухудшит нашижилищные условия! А ты знаешь, Мария, сколько молодых семей распалось попричине плохих жилищных условий? Так и наша молодая семья распадется, не доживдаже до первой годовщины!

Эта угроза чрезвычайно испугала тетю Машу. Она отступила вглубину прихожей и воскликнула:

— Да он вовсе и не племянник мне! Он подруги моейплемянник, Дарьи Семеновны… Не расстраивайтесь, Валерий Анатольевич, я простоне могу видеть, как вы расстраиваетесь! У меня от этого начинается мигрень исердечная аритмия…

— Ах так он еще и не племянник?! — Лицо Валерия, ибез того красное, побагровело, как спелый астраханский помидор. — Так еслион не племянник, что он тогда в нашей квартире делает в такой поздний час? Я,может, желаю на своей жилплощади культурно пива выпить, и мне совсемнеинтересно при этом наблюдать какую-то постороннюю личность подозрительнойнаружности! Ты видишь, неплемянник, что ты мою супругу расстроил? У нее от тебяалгоритмия началась!

— Он не совсем посторонняя личность, — засмущаласьтетя Маша, разрываясь между родственными чувствами и супружескойлюбовью. — Он покойной подруги…

— Вот и пускай идет к этой покойной подруге! —оборвал ее муж. — Самое место ему на кладбище! И семейные проблемы своипускай прихватит, — обернулся Валерий в мою сторону. — А то, вишь,разохотился на чужую жилплощадь! Еще и с бабой притащился!

— Ты, Валера, в каком общежитии до свадьбыпроживал? — осведомилась я с неожиданной злостью. — Номер четыре, гдемаляры-штукатуры?

— Номер шесть, где разнорабочие, — выпалил он отнеожиданности и тут же еще больше разъярился: — А тебе какое дело? Ты ваще ктотакая? Приперлась, понимаешь, в семейный дом и занимается тут, понимаешь,провокациями! Здесь тебе не тут! Я с тобой и с хахалем твоим быстро разберусь!Другана моего, Васи Спиридонова, двоюродный брат в милиции служит большимчеловеком, он с вами цацкаться не будет! А ну, неплемянник, проваливай отсюда!

— Привет Новохоперску! — ответила я и потащилаупирающегося Антона к выходу.

Дверь за нами с грохотом захлопнулась, Антон медленно брелвниз по лестнице, переживая поражение.

— Нет, но какой мерзавец! — бормотал он. —Въехал в квартиру и хозяйничает! А тетя Маша — тоже хороша! Седина в бороду… тоесть в голову…

— Но признайтесь, — с усмешкой проговорилая, — выглядит она очень неплохо… вы ведь ее не сразу узнали! Сколько ейлет?

— Сколько? — переспросил Антон и принялся что-тосчитать, шевеля губами. — Семьдесят два… или семьдесят три…

— Ну, для этого возраста она выглядит простопотрясающе! — заверила я Антона. — И тапочки на каблуках! Правда,думаю, вряд ли эта идиллия продлится долго… но меня, честно говоря, большеволнует другое — куда же пристроить вас… хотя бы на эту ночь?

Когда до Антона Степановича дошло, что он только что потерялпоследнюю надежду на теплую постель и крышу над головой и что вероятнее всегоему сегодня придется ночевать под мостом, любуясь бледными в это время годазвездами, он сгорбился, опустил голову и зашаркал ногами. Щеки его обвисли, каку старого сенбернара, он тяжко вздохнул и поглядел на меня очень жалобно.

— Ладно-ладно, еще не все потеряно, — ворчливосказала я, — есть у меня запасной вариант. Не точно, конечно, но будемнадеяться на лучшее.

Через сорок минут мы подходили к моему дому.

— Подождете меня в скверике, — обратилась я кКарабасу не терпящим возражений тоном.

— Да? — огорчился он. — А нельзя мнененадолго зайти? Очень душ хочется принять и чаю хорошего выпить, а то у тебятолько из пакетиков, а кофе растворимый…

Я онемела от возмущения. О чем только думает этот тип? Он,видите ли, хочет зайти! Да не просто так, на минутку, а обосноваться капитально— чай пить, ванну принимать, а потом захочет лечь спать — надоело в шкафукорчиться… Вы не поверите, но впервые в жизни я обрадовалась, что у нас полнаяквартира народу и не то что свободной комнаты — метра лишнего нету! Страшноподумать, что было бы, если бы я жила одна — Карабас утвердился бы в моейквартире без спроса и навсегда. Ведь притащился же он в мой кабинет…

— Антон Степанович, — строго сказала я, —возьмите себя в руки. Я же говорила, что живу не одна, у нас очень тесно…

По его глазам я поняла, что он впервые об этом слышит. Вотинтересно — я распинаюсь перед ним, а этот тип настолько занят своимипереживаниями, что, наверное, и имени-то моего не помнит… Или все мужчины такиеэгоисты?

У меня, конечно, мало опыта, однако достаточно близко янаблюдала одного мужчину — сестрицыного Генку. Положа руку на сердце, Карабас,конечно, не такой противный. Просто расстроен человек свалившимися на негонеприятностями, оттого и ведет себя неадекватно.

— Ладно, — смягчилась я, — в скверике,пожалуй, не надо ждать — еще привяжутся какие-нибудь подонки, или милициязахочет документы проверить. Вон там — видите? — круглосуточныйсупермаркет, идите туда и погуляйте. Там и кафе есть, кофе вам девушка сварит,какой хотите. Только никуда не уходите, я скоро.

Он вздохнул тяжело и послушно потопал через дорогу. Я тожевздохнула — вот еще навязался на мою голову! Мне бы посидеть спокойно, подуматьнасчет этого дела. Теперь я уже точно уверена, что не убивала Меликханова. Всеже не может нормальный человек сделать такое в беспамятстве. Во всяком случае,раньше со мной такого никогда не случалось. Стало быть, пока я валялась там, впереговорной, без сознания, кто-то ухлопал нашего шефа, перетащил меня всторонку, чтобы не путалась под ногами, потом закрыл окно и вышел. Но почемуего никто не видел? Да потому что вышел он вовсе не в дверь. Он вышел в окно. Ине улетел на летающей тарелке (незачем было Ларисе Ивановне надо мнойиздеваться), а спустился вниз на строительной люльке. Я же видела человека влюльке в тот день, когда произошло убийство.