Лишь редкие источники упоминают число рабов, пересекавших Сахару. Порой случайные очевидцы называли какую-то конкретную цифру. Скажем, в 1353 году по пути домой в Марокко знаменитый путешественник Ибн Баттута насчитал 600 рабынь в караване, шедшем через пустыню Сахара. Переход в составе такой большой группы увеличивал риски; работорговцы держали «живой товар» впроголодь, выдавая минимальные порции еды и питья, и малейшая задержка оборачивалась множественными смертями. Можно предположить, что умирала в среднем пятая часть всех рабов, пересекавших пустыню.

Профессор Чикагского университета Ральф А. Остин на основе фрагментов информации, подобных приведенному выше, подсчитал, что с 650 по 1600 год пустыню Сахара ежегодно пересекало около 5500 рабов, которых вели в Северную Африку и на Ближний Восток. Возможно, число рабов возросло до 8700 человек в год между 900 и 1100 годами, на пике исламской работорговли. Опираясь на исследования Остина, можно допустить, как было показано недавно, что общее число рабов из Африки к югу от Сахары в период с 650 по 1900 год составило 11,75 миллиона человек; это лишь немногим меньше тех 12,5 миллиона рабов, которых, как принято думать, переправили через Атлантику с 1500 по 1850 год.

Завоевание Северной Африки воинами халифата в седьмом столетии упорядочило работорговлю и увеличило число рабов, продаваемых за пределы Африки. Ранний арабский источник сообщает, что рабов, продаваемых в Зувиле, «покупали за короткие отрезы красного сукна». Сегодня для нас ткань красного цвета не в новинку, но когда-то она чрезвычайно привлекала племена, не ведавшие окраски тканей, будь то в Северной Африке или в Северной Америке. (Вспомним, сколь охотно скрелинги обменивали меха на красное сукно скандинавов.)

Маршруты через Западную Африку были основным каналом поставки рабов в Северную Африку и Каир. В 800-х годах караваны проложили новый маршрут через Сахару, связавший город Сиджильмаса на северном краю пустыни (современный Марокко) с долиной реки Нигер. Арабские географы писали, что Сиджильмаса, расположенная на «голой равнине», возникла как место встречи купцов, которые сходились туда лишь в определенное время года. Со временем «она сделалась городом», поскольку местные правители богатели на налогах с торговцев. Так, благодаря глобализации, малые поселения укрупнялись и в конечном счете превращались в полноценные города.

С открытием пути из Сиджильмасы арабоязычные купцы и проповедники стали все чаще пересекать Сахару и забираться в дебри Африки, а многие местные правители, включая одного царя, чьи владения Малал (Малли) находились в верховьях реки Сенегал, приняли ислам.

Один арабский географ[60] оставил нам описание обращения правителя Малала. Во время долгой засухи «государь» приносил в жертву домашний скот, пока все животные не пошли под нож, но с неба не пролилось ни капли. Царь принялся сетовать на жестокость небес, но гость-мусульманин сказал ему: «О царь, если ты веришь, что Мухаммад (благослови его Аллах и ниспошли ему мир) был истинным Пророком, если ты примешь все установления ислама, я посулю тебе избавление от злосчастий, и тогда Аллах милостью Своей оделит тебя и всех твоих людей». Царь, конечно же, «принял ислам и сделался ревностным мусульманином», а гость «заставил его заучить простые отрывки из Корана и преподал урок, как соблюдать веру».

Гость попросил царя подождать до следующей пятницы, то есть до исламского шаббата. Они вдвоем молились до рассвета, и затем Аллах «ниспослал на них преобильный дождь». Тогда царь велел уничтожить всех языческих кумиров в своих владениях и изгнал всех «колдунов». Таким рвением он заслужил прозвище Мусульманин, а его потомки и местная знать тоже приняли исламскую веру, но «простые люди в тех местах остались привержены многобожию» (примечательная деталь, учитывая, что повествование призвано подтвердить могущество ислама).

Это наиболее содержательное сообщение о раннем проникновении ислама в Западную Африку принадлежит мусульманскому ученому, который никогда не бывал в тех краях. Проживавший в испанской Кордове географ аль-Бакри собирал свидетельства путешественников и торговцев, которые возвращались из Африки. Еще он неоднократно ссылался на утраченный, к сожалению, источник 955 года – книгу некоего Юсуфа аль-Варрака. Сведения, приводимые аль-Бакри, выглядят удивительно достоверными для того времени. Он называет, среди прочего, имя царя, который занял престол империи Гана в 1063 году, всего за пять лет до того, как аль-Бакри завершил работу над книгой.

Сочинение аль-Бакри представляет собой отличный образчик литературы «путей и стран», то есть текстов, в которых описывались люди и места – а в особенности новые торговые маршруты – и которые обрели популярность на рубеже 1000 года. Основоположником литературы такого рода считается персидский чиновник Ибн Хордадбех, у которого, напомню, есть упоминания о русах. Перс по рождению, писавший по-арабски, Ибн Хордадбех возглавлял почтовую службу (был «начальником почты и осведомления») в области Джибал в Иране девятого столетия. (Не исключено, что впоследствии он перебрался в столицу Аббасидов Багдад и занял пост главы имперского «министерства связи».)

Живший за два столетия до аль-Бакри, Ибн Хордадбех стал очевидцем расцвета Аббасидского халифата. Владения Аббасидов, простиравшиеся от Северной Африки до Центральной Азии, были настолько обширными, что сами правительственные чиновники не всегда ведали наиболее короткий путь в конкретную местность. Если, как часто бывало, возникала чрезвычайная ситуация или происходило восстание, действовать следовало оперативно, направляя на место войска. Цель Ибн Хордадбеха состояла в том, чтобы снабдить халифа и его чиновников свежайшей и максимально достоверной информацией географического характера.

Ибн Хордадбех излагал собранные им сведениям таким образом, чтобы предоставить «ясное изображение и описание путей земли и ее стран, ее отдаленности и близости, обработанности и невозделанности ее, передвижения между этими [странами] по их пустыням и отдаленным местам и [в отношении] начертания дорог и [оценки] налогов, как это изображали древние… чтобы оно соответствовало… желанию как бы видеть воочию удаленное и быть осведомленным о близком». Осознавая необходимость указывать точное расстояние от одной локации до другой, он приводил время в пути от города к городу. А для всякой местности, упоминаемой в тексте его книги, исправно перечислял местные продукты, особенности жителей, обычаи и верования населения.

Сочинение Ибн Хордадбеха породило множество подражаний на арабском и персидском языках, и в названиях многих из них тоже присутствовали «пути и страны». Эти тексты описывали народы, обитавшие в разных частях света, и содержали намного больше сведений о населении Афро-Евразии, чем любой другой письменный источник после 1000 года. Вот почему на этих страницах так часто цитируются именно арабские географы. Они поделились с нами ценнейшей информацией о русах в дополнение к Повести временных лет, а их наблюдения относительно африканцев еще, пожалуй, важнее, поскольку у нас крайне мало источников по истории Африки к югу от Сахары до конца 1400-х годов.