Он уходит! Уходит! И я горячо выговорила:

— Подождите!

Инопланетянин повернулся на пол оборота и искоса посмотрел на меня.

— Что? — коротко спросил он

— Мы можем поговорить? — смотря на мужчину украдкой, попросила я.

— Можем. Но сначала приведи себя в порядок. — он оглядел меня снизу вверх каким-то презрительным взглядом — Что за вид? — более твердым голосом спросил меня фиолетовый и сразу едко добавил. — С грязными зверюшками я не разговариваю!

— Я не зверушка — со слезами промолвила я обиженно, вытертая со щек скатывающиеся крупные капли.

— Разве?…Тогда веди себя разумно… раз так — мягко подытожил инопланетянин.

И ушел.

{Ная}

С грязными зверюшками он не разговаривает… Однако разбитые носы он им все же лечит.

Я потёрла нос. Он не болел. А ведь я, возможно, его даже сломала.

Так сильно стукнуло об этот их щит!

Посидев еще немного, горько всхлипывая, я, наконец, собралась с духом, вытерла слезы и пошла мыться в «аквапарк».

Вид был и вправду у меня плохой. Волосы превратились в сосульки и спутались. От одежды пахло потом. На рубашке — пятна крови.

Юты теперь были всегда рядом. Естественно им запретили оставлять меня одну. Но мыть им себя я не дала. Потом в гьяли (так они называют комнаты — залы) сама торопливо причесалась, больно деря себе от волнения волосы и косясь на обиженно-виноватые лица помощниц.

— Я хочу встретиться с этим…ну. с этим мужчиной. Теперь же уже можно? — сказала я ютам, надевая платье.

— С Нимнасом?

— Да. Наверно. Мужчина с фиолетовыми глазами. Пожалуйста, позовите его. Он обещал прийти, когда я приведу себя в порядок.

— Прости, но это невозможно. Нимнас придет сам, когда посчитает нужным. Сияющий — Верховный найх. Мы не имеем право его беспокоить.

Вот как! Верховный даже! Ну конечно!

Платье то я одела, но вот их дурацкие застёжки… Пальцы запутались. Пришлось принять помощь.

Нимнас…Имя какое…Знакомое. На что-то похоже. Бог есть такой, греческий кажется. Нет, наверно египетский. Или это Ибис там у них был…

Сандалии тоже не застегнуть в жизни. Это кто же такое придумал! Просто ужас!

Оставшееся время я провела в хождениях по балкону, по гьяли. Рассматривала стены, мебель, сидела на кровати, на ступеньках и ждала, ждала..

Нимнас не посчитал нужным прийти ни на следующий день, ни через неделю.

Каждый раз утром я выполняла одни и те же подготовительные ритуалы, ожидая его прихода. Дни все были одинаковыми. Еда тоже. А точнее питье.

Проходила очередная ужасная ночь, наполненная кошмарными снами — и все начиналось по-новой. Омовение, расчёсывание волос, питье багровой жижы, прогулка по балкону с видом на пустыню.

Из ютов было не вытянуть и слова.

Все, что я узнала, это то, что я нахожусь в столице — в огромном городе в горах — Рамнэше. Город принадлежит нирхам. Нирхи — раса великих людей которым они- юми(как оказалось, а не юты!), служат много веков. Юми нирхов почитают и боготворят!

— Неужели вы их не боитесь? — спросила я их одним утром, стоя на балконе, всматриваясь в скучный желто-серый пейзаж.

— Нет, не боимся. Иногда, может…но немного. Мы быстро справляемся со страхом. Они к нам очень добры.

— Да?

Меня это заявление сильно удивило. Как то не верилось.

— Я видела, как вы падаете на колени и плачете перед Нимнасом. И с вами так сурово разговаривают, что оторопь берет.

— Страх естественно бывает всегда. Да! Они суровы! Но, говорю же, по-доброму и уважительно обходятся с нами, — сказала твердо Омья. Так звали одну из юми, та, что была выше, и так же, видимо, главнее. — Опускаемся на колени в знак благоговения перед их силой и могуществом. …Говорят? Ну как…Как обычно говорят… Это с вами они ведут себя… не так, лаяна. Для вас у них особый тон и особое поведение.

— С нами? С кем это, с нами? И особое поведение — это какое? Как с глупыми, малолетними детьми? — я опешила.

— Не как с детьми…Почему? Так, что бы вы их не пугались… — Омья замялась — Мне нельзя с тобой вообще-то разговаривать об этом.

— Почему?

— Ты выше по положению. И я могу сказать что-то не то, не правильно. Мы, лаяна… — она переступила с ноги на ногу. — Мы просто служим. И это большое счастье для нас! Они величественны и прекрасны! Зачем что-то знать! Понимаешь! Мы никогда не вмешиваемся в дела нирхов.

Вот оказывается даже как! Девушки — натуральные религиозные фанатички — обожествляют своих страшных, свирепых господ! А они вообще видели как эти их «добрые» господа пленяют мирных людей и издеваются потом над ними? Нирхи видимо очень хорошо умеют промывать мозги!

Юми пугались моих расспросов.

Кто такие лаяны? Зачем меня тут держат? Почему не кормят нормальной едой? Ответ на все один — «нельзя говорить об этом». И так заканчивались почти все наши беседы.

Меня преследовали видения земной, человеческой еды. Жареная курочка, колбаска, шоколадки, кусочек торта, бутерброды с сыром, картошечка с маслом и прочее, прочее являлись мне постоянно.

Я чертовски хотела есть!

Дайте же еды! Хоть раз! Хотелось уже выть, когда мне подавали изящные фужеры, наполненные непонятно чем, под названием — аитра.

Оказывается, я для их пищи еще не достаточно преобразилась! Уфф…

Спасал ситуацию лишь ежедневный длительный сон. Все же я была ещё очень слаба после всего пережитого. И благо при свете дня мне почти ничего не снилось.

На седьмой день ожидания Нимнаса, ближе к вечеру, нервы начали сдавать. Тоска вернулась с новой силой, оголилась как едва затянувшаяся рана, с которой внезапно содрали кожу.

Странно, но последние дни я почти не думала о доме. По всей видимости, дым, которым меня несколько дней окуривали, пока я валялась в постели, действовал как мощный транквилизатор. А теперь, возможно, действие его прекратилось…

Я допила вечернюю порцию горькой жидкости для высокоразвитых демонов. И поняла с горечью… Я не переживу еще одну ночь. И еще один день. А потом опять — ночь, опять день…

Фужер полетел в стену. Я заплакала.

Лин, младшая из служанок, уже начала уборку в гьяли. Я досадливо было подумала, еще в полете моего бокала к стене, что зря ей добавила работы. Но! Тонкая ножка даже не треснула. Надо же какое прочное стекло! Захочешь раздобыть острый осколок, не сможешь. Захочешь выпрыгнуть — не выпрыгнешь. Захочешь утопиться — то же не выйдет. Следят! Бдят! Все предусмотрели! Тюремщики! Вдруг подумала я со злостью.