позже она уехала на Аляску и вышла замуж за эскимоса, японского рыбака, и теперь, когда я напиваюсь, то время от времени шучу, будто однажды проиграл миллион баксов японскому рыбаку.

– ой, да прекрати, – кричат мне в ответ, – у тебя никогда не было миллиона баксов!

и я полагаю, что они совершенно правы: не было у меня миллиона.

зато я дважды в год получаю от нее длинные письма, одно обязательно перед Рождеством, «пиши», – наставляет она. у нее уже двое или даже трое детей с эскимосскими именами, еще она написала книгу, стоит где-то там, на полках, и хотя это детская книга, она все равно «горда» этим, но теперь она собирается написать роман о «распаде личности»! да-да, она собирается написать ДВА РОМАНА, и оба на тему РАСПАДА ЛИЧНОСТИ! ой, я подозреваю, один обо мне, а другой про эскимоса, который к этому времени, наверно, уже ходит под себя, или на сторону, а может, второй роман о Лиловом Зажиме?

возможно, мне следовало закрепить свой успех с той сисястой из изостудии, но угодить женщине на все сто слишком тяжело, не исключено, что ей тоже не нравятся крохотные анусы, но вы все же должны отведать осьминогов, они как детские пальчики, перемазанные в топленом масле, морские пауки, грязные крысы, и, обсасывая эти пальчики, вы смакуете месть, прощаетесь с миллионом, хлещете пиво, к чертям собачьим электрокомпанию, фуллеровские кисточки, телетайпы и техасское захолустье с его чокнутыми бабами, у которых даже шея не поворачивается, которые воют как белуги, ебутся до посинения, бросают тебя, пишут доверительные письма к каждому Рождеству, хотя ты им уже давно посторонний, не позволяют ничего забыть, Брейгеля, мух, «плимут» 57-го года выпуска за окном, тщету и страх, печаль и поражение, вечный шутовской балаган, все наши жизни, наши падения и взлеты, притворство и то, как мы, усмехаясь и хныча, подтираем свои крошечные анусы, и всякое в этом роде.

Пиздострадальцу Буковски!

я называю тебя пиздострадалец, Буковски, так как

ты для меня мерзкий похотливец,

не бесись, Буковски, ведь мне нравится твоя

похоть – я возбуждаюсь, когда читаю, как ты

заглядываешь женщинам под юбки

или дрочишь в лифтах

или нюхаешь панталончики

чтобы завестись

теперь ты озадачен, я знаю

кто это пишет тебе?

хорошо, я раскроюсь простыми словами,

чтобы ты безошибочно меня узнал

я прекрасна и чиста

я та гладенькая и благоухающая киска,

о которой ты грезишь, когда ебешь

раздолбанные и сморщенные, вонючие

пезды

я та незнакомка в соседнем ряду

на ночном сеансе фильма для взрослых,

которая наблюдает, как ты дрочишь и кончаешь

в штаны

я незаметно задираю свою юбку,

надеясь, что ты оценишь мои бедра,

когда пойдешь сполоснуть липкие руки

я называю это «секс на расстоянии»

я обожаю его, мне нравится воображать

твое учащенное дыхание на своей шее,

когда ты пытаешься попасть пальцем

мне в попку прямо через растрескавшееся

сиденье

наверное, ты думаешь сейчас:

«звучит заманчиво, правда, я не помню ее»

но теперь ты будешь думать обо мне всегда -

это то, чего я хотела, мой мерзкий тип.

Без подписи

публика выбирает у писателя, из его произведений, все, что ей нужно, и отторгает остатки, но то, что она берет, чаще всего оказывается самым последним, что ей требуется, а вот отторгает она как раз то, что ей больше всего необходимо, тем не менее это позволяет мне создавать мои маленькие святые отступления, не заботясь, поймут их или нет, иначе творцов вообще не существовало бы и все мы оказались бы в одной общей куче дерьма, а сейчас я все же в своей кучке, а они в своей – и я, естественно, считаю, что моя куча воняет лучше.

секс, конечно, интересен, но не необходим, в смысле, он даже не так необходим (в физиологическом плане), как испражнение, мужик может спокойно прожить лет до семидесяти и даже не понюхать пиздятинки, тогда как он не протянет и недели, не опорожняя кишечник.

теперь, и особенно в Штатах, значимость секса неимоверно раздута, женщина, обладающая сексуальным телом, немедленно превращает его в оружие для приобретения МАТЕРИАЛЬНОГО достатка, и я не говорю сейчас о бордельных шлюхах, я говорю о ваших матерях, сестрах, женах и дочерях, правда, и американский мужчина – это типичный профан (плохой термин, согласен), эдакий памятник экстремальной профанации, ведь ему с младенчества вымывают мозги американское образование, американские предки при поддержке главного монстра – американской рекламной индустрии, и к двенадцати годам парнишка готов и девочка готова, она – продавать, он – покупать, вот почему профессиональных шлюх с полотенцем под матрасом так ненавидят профессиональные шлюхи из других сфер (почти весь остаток женского поголовья; но не перевелись еще и нормальные бабы, слава тебе господи, хоть и мало их) и Его Величество Закон, общедоступность уличной проститутки является разрушительной угрозой для всего американского мошеннического общества: она девальвирует пизду.

да уж, секс полностью потерял свое истинное значение, замечали, наверное, в утренней газете (в «Открытом городе» этого вы не найдете, ну разве что ради смеха) фотографии девушек в купальниках, снятые для какого-нибудь конкурса красоты, видели эти длинные ноги, покатые бока, груди – восхитительные телеса, действительно, и девушки знают это, они вывесили ценник, а теперь посмотрите на их лица, на их улыбки, ведь эти улыбки не улыбаются, это просто бумажные физиономии, растиражированная смерть, носы и уши, ротики и подбородки, все правильно, все вписывается в каноны красоты, но как они ужасно далеки от всего живого!., ни мысли, ни воли, ни глупости, ни любви… ничего, пустота – плоское отображение умерщвленной кожи, без глаз, но покажите эти ужасы обыкновенному американцу, и он скажет: «да, классные телки, мне не по карману».

а теперь посмотрите на победительниц таких вот конкурсов красоты спустя годы в каком-нибудь супермаркете, повзрослевшие, потолстевшие, они суетливы, нервозны, озлоблены, унижены – они продешевили со своим скоропортящимся товаром, их просто надули; остерегайтесь острых ножей их продуктовых тележек – перед вами ведьмы рода человеческого.

итак, для писателей, включая и достославного наглеца Буковски, секс является не чем иным, как трагикомедией, я не пишу о сексе как об орудии наваждения, у меня это смешная пьеса, над которой вы должны поплакать, немножко, между актами. Джованни Боккаччо преуспел на этом поприще намного больше, потому что смог дистанцироваться и имел стиль, я просто еще слишком близок к объекту и, как говорится, не остыл, а люди считают меня блядуном, так что если не читали Боккаччо, прочтите, можно начать с «Декамерона».