да мне только и нужно, что комната, сказал я, а туг такая холодина, я заплачу, может, на неделю у меня и не хватит, но мне бы только от холода укрыться, сдохнуть – это еще не так страшно, потеряться куда хуже.

отъебись, был ответ, дверь захлопнулась.

и снова я брел по улицам, не зная ни их названий, ни куда иду. и, что самое печальное, что-то явно было не так. но сформулировать, что именно, я не мог. так оно и болталось у меня в башке, словно Библия, ну и хренотень, это же надо так зависнуть, ни карты, ни людей, ни звуков, только осы, камни, стены и ветер, мой хуй и яйца болтались без чувств, я мог бы орать, визжать, ругаться, но никто не услышал бы, никто и пальцем не шевельнул бы, да и с какой стати, я не требовал любви, нет. но что-то ведь явно было не так. в книгах ничего не говорится об этом, родители никогда не заводят разговоров на эту тему, а вот пауки могут поведать многое, отъебись так отъебись.

тогда я впервые заметил, что все частное имеет на себе замок, все было закрыто, урок для воров, бродяг и сумасшедших, красота по-американски.

впереди замаячила церковь, я не жалую эти храмы Господни на земле, особенно когда они битком набиты людьми, но в девять вечера я надеялся, что такого не будет.

я стал подыматься по ступенькам.

эй, женщина, посмотри, что сталось с твоим мужиком.

я рассчитывал посидеть там немного, надышаться этой дрянью, возможно, я понял бы что-нибудь относительно Бога, а может, предоставил бы ему шанс, я налег на дверь.

хуй в рот – закрыто.

пришлось возвращаться на улицу, я тащился куда глаза глядят, сворачивая то направо, то налево, и снова шел, шел, больше ничего не оставалось, стен – вот чего всегда боялся человек, подумалось мне. ты изолирован, у тебя нет друзей, и тогда ужас охватывает все твое существо, до самых кишок, ужас, который может и прикончить, и тогда человек прибегает к дешевым уловкам, думает, его спасут всякие кредитные карточки, полный кошелек наличных, страховка, автомобиль, кровать, окно, туалет, кошка, собака, цветок в горшке, музыкальный инструмент, свидетельство о рождении, поводы сердиться, враги, группа поддержки, мешки с мукой, зубочистки, порция здоровой пиздятины. ванна, фотоаппарат, полоскание для рта, о господи, о-о-о-ох! замки (тони в этой гуще, плыви в ней, чеши ей спинку) (все, что имеется, – запихни в себя, как плавники, резиновые крылья, запасной хуй в аптечке).

я перешел через мостик и увидел еще одну вывеску: «сдается комната», я подошел к дому и постучался, естественно, постучался, а что мне оставалось? наяривать чечетку в летней рубашке, не ощущая ни ног, ни жопы?

да, дверь открылась, на пороге – старуха, от переохлаждения я не приметил, было у нее хоть какое-нибудь лицо или нет. скорее всего – нет. ну, судя по статистике, да, я охуенный математик с жопой-ледышкой, я растер окоченевшие губы и заговорил.

вы сдаете комнату?

ну, сдаю, и что?

у меня есть веские причины думать, что мне потребуется комната.

а мне потребуется доллар с четвертью.

за ночь?

за неделю.

за неделю?

да.

господи!

я отсчитал доллар и двадцать пять центов, и у меня еще осталась пара-тройка баксов, заглянув в дом, я возликовал, боже мой, там полыхал огонь – пять футов в ширину и фута три в высоту, нет, это был не пожар – в доме имелся обалденный камин, о, возле такого камина можно было вернуться к жизни, возле такого камина можно было поправиться на пару фунтов без всякой жратвы, просто глядя на огонь, еще я приметил, что возле камина сидит старик, его заливали красные сполохи от огня, бляха-муха, нижняя челюсть отвисла, похоже, он не врубался, где находится, все его тело содрогалось, и он не мог справиться с этой дрожью, бедняга, старый, трухлявый пень, я подался вперед и ступил за порог.

куда прешь? – зашипела старуха.

как это куда? я же заплатил за неделю вперед.

заплатил, но твоя комната не здесь, ступай за мной.

старуха закрыла дверь, старый черт остался в тепле, а я поплелся за старухой по двору, блядь, весь двор покрывала грязь, сплошная непролазная грязюка. оказывается, во дворе стояла картонная хибара, которую я раньше и не приметил, у меня всегда было хуево с наблюдательностью, старуха распахнула ветхую дверь, которая болталась на одной петле, и сказала:

не закрывается, но сюда никто не сунется.

хочется верить, ответил я.

и она ушла, а я был прав, теперь я разглядел ее лицо – у нее его не было, просто плоть, обтягивающая кости черепа, как сморщенная кожа на спине у курицы.

света не было, с потолка свисал оголенный провод, земляной пол, застланный газетами, наверное, заместо половика, кровать без простыней, только тонкое одеяло, одно-единственное, и вдруг я обнаружил керосиновую лампу, здорово! удача! чудо! спички у меня имелись, и я запалил фитилек, лампа разгорелась!

это был великолепный огонь, в нем билась душа залитых солнцем горных склонов, несущихся косячков рыб, теплых шерстяных носков, пахнущих поджаренным хлебом, я обхватил лампу руками, у меня красивые руки.

но тут пламя погасло.

я повертел лампу и так и сяк, но, будучи дитем двадцатого века, я мало знал о ее секретах. И все же мне не потребовалось потратить всю свою жизнь на то, чтобы сообразить, что загвоздка в жидкости, вернее, в горючем, скорее всего, требуется керосин.

я пихнул картонную дверь и вышел в божественно звездную ночь, пробравшись через засранный двор, постучался в дверь дома своей красивой рукой.

да, дверь отворилась, и на пороге стояла старуха, а кто же еще? Микки Руни? я еще раз мельком глянул на трясущегося старого беса в отблесках восхитительного огня, идиот хренов.

чего такое? – спросила старушенция своей куриноспиноподобной головой.

не хочется вас беспокоить, но там у вас есть керосиновая лампа, знаете?

да.

она погасла, погасла?

да. и я хотел спросить, нельзя ли одолжить у вас какого-нибудь горючего для нее?

ты сбрендил, парень, это дерьмо денег стоит!

она не хлопнула дверью – старое воспитание, а прикрыла ее с эдакой неряшливой учтивостью – многовековая практика, учтивые предки, все с куриноподобными лицами, куриноподобные унаследуют землю.

я вернулся в свою лачугу и уселся на кровать, и тут со мной приключилась совершеннейшая неловкость: хоть я долгое время уже ничего не ел, мне вдруг приспичило срать. пришлось снова выходить в божий мир и тарабанить в дверь, и опять на пороге появился совсем не Микки Руни.

слушаю.

простите, что снова беспокою вас, но в моем жилище нет туалета. Он вообще есть где-нибудь? вон там! – указала старушенция, там?

там! и знаешь что… что?