то ли он очень-очень устал.

— Если бы это было так легко, — сказал он. — Я бы уже превратился. Это рефлекс, Рита. Как дыхание. Отнимает много сил, но если человек слаб, зверь возьмет вверх. Природа разумна. Вдруг будет шанс выжить?

Он протянул руку и стиснул мои пальцы. Я растерянно ответила на пожатие, хоть и не хотелось — ладонь была липкой от крови.

— Оботри меня.

Я едва сдержалась, чтобы не зарычать от бессилия. Но намочила салфетку и начала обтирать тело: шею, грудь. Прохладная вода нагревалась от кожи.

Вдруг он умрет? Умрет и освободит меня? Но в свете открывшихся деталей мне не хотелось ждать его смерти, если перед ней он превратится в зверя. Остаться один на один с неизвестной тварью, от которой неясно чего ждать? Нет, спасибо. Когда я себе это представляла, у меня начиналась тихая истерика. Это страшно, жутко — и непонятно.

— Яр, — позвала я, обтирая ему плечи. — Если вы превратитесь, что будет со мной?

— Не знаю, — он улыбнулся.

— Вы меня узнаете? — я перевела дыхание. — Или съедите? Убьете?

Я допытывалась, но спросила не все. А вдруг не вытерпит и меня изнасилует?

Кто его знает… Незаданный вопрос повис между нами — этот страх было видно в моих глазах. Только мужчины его не понимают, вот и сейчас Ярцев усмехнулся, пытаясь отдышаться от боли.

— Не бойся. Может, и не съем.

Он откинулся на спину и выдохнул, отдыхая. От воды ему легчало, но не слишком.

Мы оба знали: это ненадолго. Ему неминуемо станет хуже.

Глава 29

Я не знала, чего хочу больше: чтобы ему стало лучше, и он не начал бы перекидываться, или совсем плохо, и я сумела бы сбежать.

— Чем меньше во мне человека, тем слабее контроль — повторил Яр. — Но пока держусь, не бойся.

Мне не нравился его вид: бледный, с запавшими глазами.

Для воспаления все развивается слишком быстро, дело в чем-то другом. Я попыталась его осмотреть, склонившись над раной. Сначала он инстинктивно сжался, как животное, но постепенно расслабился и открыл живот.

Волнистые мокрые пряди прилипли ко лбу, и я убрала их, чтобы увидеть глаза. Голубые, по-прежнему безоблачные, они были полны отчаянной боли.

— Это не воспаление, — я нажала слева от раны, заставив его взвизгнуть. — От воспаления такого не бывает.

Он перевернулся на бок, закрываясь руками, и пытался отдышаться, как роженица.

— Там обломок, — выдавил он.

— Что?

— Обломок внутри, — выдавил он. — Сначала я не чувствовал, а теперь он сместился. Нестерпимо…

От оружия, которым нанесли рану? Кажется, он говорил про нож.

— Вам нужен хирург.

— Нет… Знали, на что шли, — пробормотал он и я поняла, что он о нападавших. — Специально обломали.

Жестоко. Кем нужно быть, чтобы намеренно ломать нож под ребрами? Наверное, тем же, кто потрошит людей заживо. Тварью, вот кем.

— Ты достанешь, — решил он, будто в воду прыгал.

— Я не смогу. Это не новогоднего гуся шить! — разозлилась я и категорично отрезала. — Я не стану!

— Рита, обломок нужно достать, — Ярцев уткнулся лицом в доски и судорожно вздохнул. Голос был совсем слабым, словно говорить и то больно. — Боюсь, если я перекинусь, он меня изнутри разрежет.

— Что? — испугалась я.

— Когда ослабну или потеряю сознание, инстинкт заставят меня сменить форму. С обломком внутри это смертельно.

И чем это может грозить мне? Явно же ничем хорошим.

Я наклонилась, в полумраке нащупывая пальцы Ярцева и сжала. Он ответил, обхватывая руку тонкими, но сильными пальцами.

— Дайте мне уйти, — попросила я. — Я приведу помощь. Я вас не брошу.

Я выждала томительно-долгую минуту.

— Скажите к кому обратиться? Кто сможет помочь?

— Раньше сын… Теперь никто, — прошептал Ярцев. — Мне нужны антибиотики, сильные обезболивающие, если достанешь… Я вырежу сам, если успеешь. Иди.

Он отпустил руку.

— Давай, иди, пока не передумал.

Оглушенная внезапной свободой, я неловко поднялась на ноги.

Ярцев скорчился на боку, явно готовясь ждать — он принял позу, облегчающую состояние и больше не двигался. Тихое влажное дыхание осталось единственным признаком того, что он еще жив.

Я вышла наружу — в теплую летнюю ночь.

Небо постепенно светлело, над горизонтом клубились тучи. На руках была кровь, и я обернулась, глядя в темный проем. На струганых досках колыхался блик от горящей свечи.

Салфетки остались там, но возвращаться не буду. Ярцев может передумать. Не думаю, что он поверил, будто я вернусь. Не такой он наивный. Наконец-то свободна…

Я бросилась по грунтовке к шоссе.

Бежала по лесной дороге, не чуя ног, пока не вылетела на кромку асфальта и остановилась, озираясь. И что теперь? Ловить попутку? Или идти наугад в надежде добраться до цивилизации?

Перед дождем небо стало низким. Напиталось свинцовым цветом, стелясь над полем и почти задевая макушки елей. Рассвет делал его еще более мрачным, и лишил красок все вокруг: лес, изумрудную траву. Я зябко поежилась от прохладного ветра.

Вместо радости я испытывала… пустоту. Голодная, уставшая, измученная. Говорят, как только достигнешь цели, тут же лишаешься сил.

Я наугад свернула вправо и побрела по пыльной обочине. Усталость — это ничего, это пройдет. Самое главное: я сбежала от Ярцева и снова принадлежу себе.

Минут через десять я сумела поймать машину — это была уже третья, две первые не остановились. За рулем оказался старик, рядом его жена с рыжими крашеными волосами, а на заднем сидении — ящик клубники. Я села назад с преогромным облегчением: ноги гудели, а голова стала тяжелой. Этим людям я наврала, что попала в аварию и мне срочно надо в город.

Мне дружно посочувствовали и увлеклись разговором, а я сумела немного подремать под сладкий ягодный аромат.

Город встретил неласково — противной моросью и холодным ветром.

Я нервно ерзала на сидении, не зная, что предпринять дальше.

Я безумно устала — буквально падала с ног. Вся в грязи, со слипающимися глазами. Мне хотелось помыться, переодеться и лечь. Хотя бы на полчаса. Но у меня не было безопасного дома, куда бы я могла вернуться. Люди, которые хотели моей смерти, рыщут где-то здесь.

Но без контрольного звонка домой нельзя точно. Жаль, что мой телефон валяется черт знает где…

— А можно от вас позвонить? — робко спросила я.

Дедок вручил мне свою трубку — неновую и на кнопках, словно сенсорный экран так и остался неосвоенным. Обмирая сердцем, я по памяти набрала наш домашний номер. Выждала несколько гудков — Артем еще спит, наверное.

— Да, — заспанно ответил он. — Рита? А через год ты не могла