– А в бочонке?

– Теперь, может быть… – Сьер вздохнул, – может быть уксус, милостивый капитан. Но, судя по выжженному клейму, нас может ждать золотой сок лозы.

– Вино там, – Домер сморщился, – сладкое, скорее всего. Я такое в Сеехавене пил. Так себе, чуть сшибает, а потом во рту как килька стухла.

– Там кровь, сьер шкипер, – лиможанец показал на самый нос. – Кто-то решил сигать через борт и его достали. По голове, если судить по потекам, заляпавшим красивую деву-украшение.

– И нет трупов или живых?

Оба пожали плечами.

Хорне покосился на трюмный люк. Если бы тут нашлись выжившие, вряд ли стали бы сидеть внутри. Останься кто из команды – уже кричал бы, звал на помощь. А если там много невольников, то те вот, возможно, могли сейчас забиться и ждать своего времени.

Представить себе – каково плыть внутри огромной посудины, набившись лицом к лицу, видя перед глазами только доски и дерево, Хорне не мог. Представить, как люди дерутся за свободу всем, даже зубами и ногтями, вполне. Но ничего хорошего для себя и команды не видел.

Любой светлокожий сейчас враг для тех, кто, возможно, сидит под палубой. Враг страшный и враг, обязанный погибнуть. Рабы понимают – им не вернуться назад, и понимают – прощения не будет. Кто здесь, в северных морях, занялся бы милосердием и спасением чьего-то товара? Он бы не стал, скорее всего… Наверное.

Хотя, кто знает. В Стреендаме свободу ценили выше, чем цвет кожи. И торговали с прибывшими с Юга охотно. Перед тем, как они ушли на Коте и, вместе с Ньют, топали к Молдо, кого видели у пирсов?

Хорне стиснул зубы. Ньют не желала уходить из головы. Ньют прирезал такой же подонок, как ведший корабль, набитый живым товаром для продажи. И стоило все же попробовать осмотреть его полностью.

«Не вздумай, дурачок! – пробормотал внутри дед. – Неймется, поори, постучи каблуком по настилу, пусть выбираются. Нет – отваливая, захвати вон шлюпки, сгодятся!»

– Пойдем вниз. – Хорне прикинул расстояние между двумя спусками в трюм. – Начнем отсюда, здесь ближе к «Чирку». Там внутри два прохода, между ними есть клетушки, разделяющие груз. Скорее всего там жутко воняет из-за трупов и дерьма с мочой. Корабль вез рабов, а о них никто не беспокоится.

– Никого нет, шкипер. – Домер смотрел по-собачьи преданно, но совершенно не желал вниз. – Может, отчалим?

Хорне мотнул головой. Пусть матрос прав, но… Морской король может по-всякому проверять капитана, и даже вот так. Море не прощает равнодушия и никто не знает, когда помощь потребуется ему самому.

– Наш шкипер еще молод, Домер. – Клайд погонял меч взад-вперед. – Но умен и опытен. Раз считает, что надо осмотреть «Вдову» полностью, нам ли с ним спорить?

«Хороший выйдет старпом, – основательно заявил дед, – приглядывайся к этому рыжему. Горцы с Олова не подводят, если ты не подводишь их сам».

Деду, никак не желавшему оставлять внука без мудрости, советовать было хорошо, у него в команде треть матросов золотилась волосами на солнце, а страсть к их дудкам и козьим мехам старый хрыч Хоссте получил именно из-за них.

– Клайд!

Тот понимающе кивнул на люк.

– Ты первый. Возьми фонарь. Сьер, ты идешь со мной, мы вторые. Домер, сразу запали там фонарь, наверняка есть у самого трапа.

Внизу разливалась темнота. Вода плескалась в носу, доставая даже до ступеней, но лишь оглаживая их и не заливая основной трюм. Густо пахло гнилью, водорослями и трупами. Если тут везли рабов, то чуть дальше, за переборками, разделяющими места под не живой товар, должны были темнеть прутья клеток. Но Хорне пока ничего не видел.

Драгошские моряки относились к кораблям странно. Трюм больше всего напоминал самый натуральный сарай или там конюшню, разделенную стенками и совершенно не смахивал на нормальные внутренности нормального судна.

Фонарей нашлось даже два, вторым завладел Сьер, опасливо, но любознательно ткнувшийся в темноту ближнего прохода. Судя по ровному свету – пока никого ему не встретилось.

Хорне что-то не нравилось, не нравилось все больше и больше. Он осмотрелся еще раз, разглядывая черную воду, слегка дрожащую в подтопленном носу, глухие клети, где сейчас осматривались его люди и настил под ногами, поразительно чистый, без ожидаемых кровавых следов.

– Шкипер…

Шепот Домера едва пробился слева.

– Быстрее, шкипер!

Корабль, покачиваясь, чуть слышно потрескивал. Хорне нырнул в рыже светящуюся темноту. Увидел, наконец, клетки, высокие, от настила до настила. Прутья в пару пальцев толщиной, кандалы, цепи, идущие от врезанных в борта упоров. Здесь воняло не подгнившей водой, тут густо несло неволей… нечистотами, немытыми телами, остатками плохой еды.

Тел не оказалось. Ни одного темнокожего. А вот в одной из клеток…

– Он мертвый. – Клайд пнул разбитый сапог, торчащий меж прутьев. – Не шевелится и не дышит.

Труп, выругавшись сразу на трех языках, подтянул ногу к себе и снова замер.

– Мертвецки пьян, – с легким восхищением протянул Сьер, – фонарь держите дальше, может полыхнуть.

– Замок. – Домер постучал по огромному замку, накинутому дужками снаружи и запертому изнутри. – Зачем?

– Сьер, Клайд, в проходы. – Хорне стиснул тесак. – Слушайте, это важно. Увидеть… можете не увидеть. Кричите, если что.

И просунул руку внутрь клетки, ударил плашмя. Сочно шмякнуло, пьяный взбрыкнул, забубнив внутри лохматого клубка волос – бородищи и волос, густо лезущих из-под совершенно огромной шляпы.

– Проснись! – Хорне ударил еще раз. – Эй, дурень, тонем!

Пьяный четко ответил, что умеет плавать и посоветовал всем катиться к морской ведьме.

– Пожар! – рявкнул Хорне. – Судно в огне! Пожар!

На него уставился мутно-прозрачный глаз. Среди волос обнаружился длинный грустный нос и сочно чмокающий рот:

– К кракену тебя, стреендамец! Ты мне снишься?

Хорне шмякнул его еще раз, тот поджал ноги.

– Какого тебе нужно?!

– Зачем заперся?!

Пьянь отыскал внутри чересчур просторного кафтана почти пустую бутыль и глотнул, разом опорожнив. Смог навести скользящие буркалы на Хорне и, очень четко, сказал:

– А ну-ка, матрос, иди-ка ты к своему гребаному Морскому королю, чтоб его шлюхи пороли!

– Выйдешь, сломаю нос, хрен ты мелкий! – пообещал Домер. – И это не матрос, а шкипер, рвань портовая!

Пьяный икнул и сел, начав шарить по карманам, затрясся, как в лихорадке.

– Ты чего? – удивился Домер.

– Не маргейсты, не маргейсты, не маргейсты…

Кроме треска добавился плеск. Хорне вдруг почувствовал ледяную щекотку, пробежавшую по спине.