Алина в стерильном антураже больницы смотрелась неестественно, словно хрупкая экзотическая бабочка, по случайности залетевшая сюда через окно. Тонкая, элегантная, благоухающая какими-то горьковато-цветочными духами, шелестящая шелками и позвякивающая сережками, она остановилась в дверях палаты и всплеснула руками:

– Ах, дорогая моя, как я рада, что тебе уже лучше! Слава богу! Ты знаешь, ведь меня к тебе не пускали… Ну ничего, ничего, у меня уже все под контролем. Скоро мы с тобой уедем отсюда.

Что-то в ее возбужденно звеневшем голосе насторожило Софию. Но разум все еще не подчинялся ей полностью, как раньше, мысли продолжали путаться, и потому она никак не могла ухватить, с чем связано это смутное беспокойство.

Жестом она попросила Алину дать ей что-нибудь пишущее. Та вздохнула:

– Ох, ты все еще не говоришь, моя бедная! Ничего, мы это скоро исправим… Тебе так невероятно повезло: угодить в такую аварию и отделаться всего лишь переломами руки и ребер и ушибом головного мозга. Это, считай, чудо. Впрочем, с твоей спортивной подготовкой ты, конечно, не могла не сгруппироваться… Ничего, ничего, скоро ты окончательно поправишься, и все станет как прежде.

Затем воровато оглянулась по сторонам и заговорщицким шепотом сообщила:

– Они не велели мне давать тебе ничего острого. Наслышаны, наверное, о твоем крутом нраве, – и засмеялась.

Смех ее привычно зазвенел серебряным колокольчиком. И София, не сдержавшись, фыркнула тоже. Тревога постепенно отступала, присутствие Алины делало всю ситуацию как-то обыденнее, проще. Эти ее смешки и шуточки как будто снижали накал момента, давали понять, что, в общем-то, ничего из ряда вон выходящего не случилось. Ну подумаешь авария, травмы… Это не катастрофа, все поправимо, скоро София выйдет из больницы, полностью оправится, и жизнь вернется в привычную колею.

– Но я все-таки рискну их ослушаться. Только ты уж не выдавай меня, – добавила Алина и, покопавшись в крохотной сумочке, вытащила на свет божий блокнот и ручку.

София, завладев вожделенными предметами, открыла чистую страницу и, преодолевая сопротивление еще не вернувших былую подвижность после снятия гипса пальцев, нацарапала: «Куда мы уедем?» – и, подумав, добавила: «Нужен специалист по восстановлению речи».

– Ну конечно, – закивала Алина, поспешно пряча блокнот и ручку обратно в сумку. – Ты не волнуйся, я уже обо всем позаботилась. Забрала у них копии всех документов, твоей медицинской карты и прочих. Свозила их к переводчику и заверила у нотариуса. Послезавтра тебя выпишут, и мы прямо из больницы поедем в аэропорт и улетим в Россию. Мне знакомые уже посоветовали там хорошего специалиста, он тебя посмотрит, постарается выяснить, почему у тебя пропала речь. Возможно, задет какой-то нерв или еще какая-то проблема. В общем, доктор заинтересовался твоим случаем, и он обязательно тебе поможет.

София нахмурилась. Непонятно было, для чего ей лететь в Россию? Почему нельзя найти специалиста здесь, в Турции? Или где угодно еще? Может быть, последствия травмы все еще сказывались и она сейчас не понимала очевидного? Может быть, поездка в Россию была совершенно необходима и раньше она бы это знала? Эта проклятая неуверенность, неуверенность в собственном рассудке, доводила Софию едва не до паники.

Однако Алину ее недоумение, кажется, не удивило. Наоборот, она тут же понимающе закивала:

– Ты хочешь спросить, почему в Россию, да? Ну вот видишь, я сразу понимаю, что тебя беспокоит. А эти коновалы утверждали, что с тобой невозможно вести диалог…

София, услышав это, метнула разъяренный взгляд в сторону двери, ведущей из палаты в коридор больничного отделения. Невозможно вести диалог… Они бы хоть попытались! С чего, интересно, ее, едва пришедшую в сознание, сразу же стали воспринимать как неадекватную и опасную для окружающих пациентку?

– Видишь ли, дорогая моя, во-первых, я уже убедилась, что здесь, в Стамбуле, нет специалистов мирового уровня, занимающихся подобными проблемами. Эти тут, в больнице, совершенно растеряны и демонстрируют полнейшую беспомощность, – начала объяснять Алина. – Во-вторых, сама подумай, ведь тебе придется много работать с логопедами. Притом – с русскоязычными логопедами. Ну где здесь таких найдешь? Ты ведь не хотела бы после восстановления речи заговорить с турецким акцентом? Ну и к тому же врач, которого мне рекомендовали и который уже ждет тебя, практикует именно там. А чего ты забеспокоилась? Ну, брось, не думаешь же ты, что там до сих пор девяностые. Россия сейчас в плане медицины вполне передовая страна. А здешние медики, как я посмотрю, вообще ни в чем не разбираются, они тебя до смерти залечат.

В принципе София ничего не имела против перелета в Россию. И уж, конечно, не считала, что в этой дикой стране медведи ходят по улицам. Несмотря на то что постоянно София не жила там уже больше двадцати лет, она довольно регулярно бывала на родине: и по работе, и на слетах клуба экстремалов. А потому возможность получить там компетентную медицинскую помощь не ставилась ею под сомнение. Просто непонятно было, для чего нужно лететь так далеко. А впрочем, она, кажется, пошла бы сейчас на что угодно, лишь бы выбраться из этого проклятого заведения, где все улыбались ей, но начисто игнорировали ее попытки выяснить что бы то ни было о собственном состоянии и дальнейших перспективах.

И в конце концов, выслушав Алину, София кивнула, давая понять, что согласна ехать.

– Ну вот и прекрасно, – обрадовалась та. – Тогда послезавтра вылетаем. Сказала бы тебе: «Держись!» – но, зная тебя, пожалуй, не слишком этим приободрю, верно?

София, хмыкнув, закатила глаза. Как ни крути, от визита Алины ей стало как-то легче. По крайней мере, она разговаривала с ней, как прежде, не вела себя так, будто перед ней беспомощное, ни черта не понимающее дитя. И это помогло Софии вновь ощутить себя нормальной. Ясно, конечно, было, что до полного выздоровления еще далеко, но, казалось, какие-то шаги в этом направлении уже сделаны.

Облачиться в собственную одежду вместо больничной сорочки тоже было несказанно приятно. Два дня спустя, осторожно спускаясь по ступеням больницы к ждущему внизу такси и прижимая к груди уже освобожденную от гипса, но все еще чрезмерно чувствительную руку, София почти ощутила себя прежней. Конечно, ей еще приходилось опираться на плечо медбрата, конечно, мышцы ее за время вынужденной неподвижности сдулись, и тело болталось в ставшей слишком свободной одежде, но все это была ерунда по сравнению с возможностью глотнуть свежего, не выхолощенного кондиционером воздуха, ощутить лучи солнца на коже, взглянуть на знакомые стамбульские улицы.

Пусть каждый шаг давался ей с трудом – София знала, что обязана выдержать, выстоять. Если хочет когда-нибудь вернуться в офис компании, почувствовать эйфорию от сознания, что она здесь – сила и власть, и служащие трепещут перед ней и склоняются в уважении. Если хочет еще когда-нибудь взглянуть в глаза Берканту и спросить с него за все, что он с ней сделал…

В самолете Алина торжественно вручила ей новенький блокнот и ручку и объявила: