Время приближалось к обеду и, хотя аппетита у Ксюши не было никакого, живот начал недовольно урчать. Накрапывал мелкий дождь, захотелось где-то присесть: но не на мокрую скамейку и не в кафе, где придется делать заказ — и ноги сами понесли Ксюшу в университет. Сегодня у них еще оставалось две пары, лекции для всего потока в больших аудиториях… в главном корпусе, над которым возвышался огромный чайный гриб.

Ксюша даже глаза потёрла, решив, что это галлюцинация. Но нет: распластавшись на крыше и свесив на три этажа блестящее бурое тельце, по которому изредка проскакивали яркие всполохи, то ли растение, то ли существо лениво колыхалось, словно подзывая потоки студентов к себе. В общем-то, ничего страшного, отличная иллюстрация состояния мозга на лекции — и в нынешнем положении Ксюши — меньшая из проблем.

Сконцентрировавшись, та взяла себя в руки и отправилась внутрь, прежде всего в столовую, где и раньше привыкла не замечать маленьких жителей, а затем — на пару.

Большая, выстывшая аудитория амфитеатром спускалась к доске, две стены из четырёх занимали огромные панорамные окна, умытые потоками дождя — и от этого становилось ещё холоднее. Стараясь не попадаться на глаза одногруппникам, Ксюша заняла последний ряд и сделала вид, что пишет конспект. Она надеялась запомнить хотя бы часть, чтобы потом меньше тем перед экзаменом пришлось разбирать самой… но не получалось.

Сама аудитория, не смотря на окна, казалась ей перевернутым адским котлом: весь шум в ней множился эхом, хотя на первый взгляд никто и не переговаривался. Лектор мерно вышагивал перед доской, а на голове у него вертелось пушистое существо, размером с кошку, внешностью напоминавшее мартышку. И правда — усидеть на месте оно не могло ни минуты. Дергало лектора за уши, за воротник, за руки — но тот не обращал внимания, монотонно, как напев, рассказывая предмет. Тогда мартышка начала скакать по учительскому столу, по доске — и мел посыпался на пол, по первым партам — задирая студентов. Скатывались вниз ручки, выпадали из рук мобильные телефоны, раскрывались зонты и шелестели куртки. Девушки усиленно поправляли растрепавшиеся волосы, парни чесались там, где их задели острые коготки. Мартышка веселилась вовсю, наводя суету и шум в аудитории, пока лектор не прикрикнул, хлопнув ладонью по столу — и его зверюшка мигом вернулась на своё место, затихла на пару мгновений. А затем всё началось по новой.

Бубнёж продолжился с новой силой, и перед глазами всё поплыло. Лекторов стало несколько: вот он стоит в одном углу кабинета (пять лет своей жизни), в другом (ещё пять лет), вот что-то пишет у доски (года три). Формулы превращаются в нечитаемые белые закорючки, расползаются по тёмной поверхности, словно червячки по земле, с лёгким звоном сыплются на паркет и первомайской колонной движутся к входной двери. Им тоже нестерпимо скучно.

Аудитория замолкает, у многих слипаются веки. Сверху, прямо сквозь потолок, надвигаются плотные облака цвета кофе с молоком, заполняют аудиторию, едва не касаясь понурых голов — и вверх от студентов тянутся яркие искорки энергии. То, что сидит на крыше, то, что призвал лектор, вытягивает из них жизненную силу и желание что-то делать.

И только Ксюше было не до сна. Она понимала, что рано или поздно лекция закончится — и ей придётся покинуть относительно тёплую и сухую аудиторию. А на улице дождь и идти ей больше некуда.

Боковое зрение уловило какое-то движение, и Ксюша испуганно повернулась — беззвучно отбрасывая одно за другим откидные сидения в пустом ряду, к ней широкими прыжками неслось что-то тёмное и страшное. Что-то, похожее на передвигающегося на четырёх конечностях чёрного от тысячи мелко написанных на теле шпаргалок, голого студента с горящими глазами. Ксюша от страха замерла, не в силах пошевелиться, чудовище подскочило вплотную — и вдруг, неожиданно для самой себя, Ксюша зашипела, словно кошка. «Тень студента» разорвало и развеяло в пространстве, как облачко дыма под сильной струёй воздуха, но вся аудитория оглянулась назад, а лектор оскорбленно замолчал. Даже гриб, дёрнувшись, втянулся обратно в потолок, как улитка в раковину.

— Девушка, да, вы, встаньте, — Ксюша, заливаясь краской и не находя себе места, послушно поднялась на ноги. — Если вам не интересно, вы можете идти домой. — Мартышка на голове лектора изображала озлобленную гориллу, мелкую и писклявую, но смешно отчего-то не было. — Только не забудьте передать своим родителям, что они зря тратят деньги на ваше обучение. — Ксюша поступила на бюджет, получала стипендию, но она побоялась рот раскрыть, чтобы об этом напомнить. — Не всем суждено работать головой.

По аудитории прокатились сдавленные смешки, а Ксюша еще ниже опустила подбородок, давясь защипавшими глаза слезами. Если лектор что-то и хотел дополнить — она бы уже не услышала, но в этот самый момент раздался звонок на перемену и аудитория загудела, загремели стулья, зашуршали куртки, взвизгнули молнии рюкзаков.

Пытаясь слиться с толпой, ничего не замечая из-за клокотавших в груди рыданий, Ксюша выскочила в холодный темный коридор и уткнулась головой в стену. Намеренно или нет, преподаватель ударил по самому больному сейчас, и она больше не могла сдерживаться: копившиеся с самого утра слёзы и отчаяние вырвались наружу, превратившись в молчаливую истерику..

И в этот момент кто-то приобнял её за талию.

Почувствовав на талии чужую руку, Ксюша нервно дёрнулась и отскочила в сторону, оглядываясь и всерьёз ожидая увидеть очередного призрака. Глубоко в сердце вспыхнула на мгновение тусклая искра надежды, что это Артур — но тут же погасла. В коридоре, мягко улыбаясь, стояла Люба — и Ксюша, шмыгнув, принялась поспешно оттирать слёзы.

— Что тебе надо? — угрюмо спросила она. — Позлорадствовать пришла?

— Да нет, — спокойно пожала плечами Люба. — Увидела, что ты ревёшь, решила узнать, что случилось. Вдруг жалеешь о том, что с Никитой рассталась.

— Не жалею, — буркнула Ксюша. О Никите после всего случившегося и его угроз она вообще предпочла бы не вспоминать. И самое главное, что на её сообщение с вопросом, как иначе они могут договориться, он промолчал. Как будто иного способа, кроме как вернуться, не было — или Никита специально её мучил, не давая ответа.

— А вот он жалеет, — притворно вздохнула Люба. — Зацепила ты его, видимо.

— Скорее, это Артур его зацепил, — пробормотала Ксюша. — Тебе-то что? Вы же с ним всё равно…

— Друзья, просто друзья, — Люба поправила тонкий ремешок модной сумочки. — Но с тобой я тоже хочу познакомиться ближе.

— Зачем? — Ксюша невольно отпрянула. Взглянула на Любу иначе, ожидая увидеть какую-нибудь змею на шее, но ничего подобного не заметила. Вокруг ладной фигуры слабо подрагивало шоколадного цвета свечение с алыми и рыжими точками, напоминавшими вкрапления мармелада. Голодной Ксюше, ничего не понимавшей в цвете ауры, захотелось есть.

— Ну, есть в тебе что-то, — пожала плечами Люба. — Внутренняя сила, упрямство. — Она добавила более доверительно и тихо: — Девчонки в моём окружении сидят на шее у родителей, интересуются всякими глупостями и вечно заглядывают мне в рот. Скучно. Я подумала… если Никита впервые приударил за кем-то серьёзным, так может, наконец стал взрослеть? А я с такими подругами из болота не вылезу.