– Я кричать буду! – выпаливает она тихим писклявым голосом.

Беднягу ужас пронизывает. Я должен уйти немедленно.

Фонари расставлены редко и светят скудно, прохожие есть, но мало. Все идут мимо, никому нет дела до того, что бугай до смерти напугал женщину с детьми.

– Я не причиню вам вреда. Лариса Егоровна, я спросить о вашем муже хочу. Потом сразу уйду.

– Я ничего не знаю! Вообще ничего!

Она толкает ее изо всех сил. Волочит ребенка за руку. И всё равно это слишком медленно, чтобы убежать. Я просто иду рядом.

– Я не хотел вас пугать. Но вы, наверное, знаете ситуацию. Он продал мне машину, которая в залоге. Деньги получил, клялся здоровьем матери, что погасит кредит. Но пропал. А кредит висит теперь на мне. А сумма там огромная.

– Его мать давно мертва!

– Мне платить нечем. Еще и за ремонт должен денег. Если вы знаете, где может быть ваш муж, скажите, пожалуйста.

– Чтобы вы его убили?

– Я никого убивать не собираюсь.

В этот момент коляска наезжает на кочку, колесо отлетает, и та набок заваливается. Я делаю рывок вперед, хватаю, чтобы удержать. Женщина кидается к ребенку, вытаскивает и поднимает на руки. Прижимает к себе. Увесистый пакет падает, продукты ухают на землю и катятся что куда. Бутылка с молоком, кефир, хлеб, детское питание... Боже.

– Оставьте меня в покое! – тихо–тихо, с надрывом умоляет она. Кричать пытается, но выходит жалкий шепот. Ее отчаяние до костей пробирает. Меня тошнит от выкуренных натощак сигарет. – Я понятия не имею, где он! Мне постоянно звонят, требуют деньги вернуть. У меня нету ни гроша! Детей кормить нечем, какие уж машины! Он как женщину ту встретил, совсем с катушек слетел! Дома перестал появляться! Всё для нее! Деньги тащил, драгоценности! Машину эту бля*скую, купил! Кабриолет в нашем климате! Всё, чтобы идиотку эту катать. Так она ему мустанг и разбила! А вы с меня стрясти хотите. Ну убивайте, бейте! Раз легче вам от этого будет!

Ком застревает в горле. Юля считает меня хорошим. Но я ведь не такой. Хорошие люди не делают то, что я делаю сейчас.

Я представляю, как Рай смотрит на меня сейчас. Вижу ее голубые глаза, в которых одно бездонное разочарование. Как и в клубе в пятницу. Она никогда не примет меня вот такого вот.

Мир покачивается.

Быстро присаживаюсь на корточки, беру колесо, верчу в руках. А потом начинаю чинить. Там несложно, крепление разболталось, вот колесо и отпало. Судя по царапинам на раме — не в первый раз. Надеваю, прикручиваю. Инструментов нет, но хоть так. Ненадолго, конечно, хватит.

– Простите, – говорю сбивчиво. – У вас есть еще один пакет? Я помогу собрать.

Она достает из сумки аккуратно сложенный. Разворачивает. Замечаю, как сильно дрожат ее руки. Пульс стучит, я глаза прячу.

Быстро собираю продукты, что нахожу в полутьме. Ее худенькая дочка, что постарше, охотно принимается помогать. Вместе набиваем пакет, который кладем в коляску. Младшая серьезная такая, будто всё понимает. Сидит у матери на руках, глазами лупает.

– Вы полный идиот, раз связались с моим мужем, – нарушает молчание женщина.

– За него поручились. Я поверил. Я вообще–то в меде учусь на втором курсе. Хотел хирургом стать как брат. Сейчас придется учебу бросать и на работу выходить. – Провожу руками по волосам. От одной мысли тошно. Фигово. Беспросветно. – Ваш муж может быть очень убедительным.

Женщина усмехается и говорит с горечью:

– Дайте пять! Я тоже верила ему. Годами. В итоге мы здесь, в этой помойке, и всякие подозрительные личности преследуют! Если бы я знала, где он, сама бы в полицию пошла! Ни копейки нам не оставил, мудак, коляска еле ходит, нужно новую покупать — не на что. Я к такому не привыкла. Он алименты не платит. Просто исчез!

Достаю портмоне из кармана, там пара купюр пятитысячных, были планы к Юле... Ладно.

Протягиваю ей.

– Возьмите.

– Мне не надо. Зачем вы это?! – пугается. Отшатывается.

– Да не бойтесь, мы оба попали, кажется. Возьмите, купите коляску новую. Этой и правда хана.

Ее рука движение делает, женщина будто взять деньги хочет. Но медлит.

– Вам еще кредит платить, – произносит неуверенно. Впервые без агрессии. – Пригодятся самому.

– Они меня не спасут.

Я кладу деньги в пакет.

– Извините за беспокойство. Если ваш муж объявится или вы узнаете, как с ним связаться, позвоните, пожалуйста.

Она достает телефон и просит продиктовать номер, что я и делаю.

– Как записать?

– Матвей. И еще... – говорю, всё еще глаза пряча. – Если будет нужна какая–то помощь, то звоните. Не стесняйтесь. Любая. Чем смогу. Так, как вы, жить нельзя.

Не дожидаясь ответа отворачиваюсь и быстро иду к приоре Гоши. Слышу голос позади:

– Матвей!

Оборачиваюсь. Лариса Егоровна смотрит на меня внимательно. Я вглядываюсь в ее лицо и впервые понимаю, что она молодая. Лет тридцать–тридцать пять навскидку. Хотя первоначально по походке и искривленному лицу казалось, что значительно больше.

– А каким вы врачом будете? – спрашивает она, обнимая дочек. – Олеся спрашивает.

Слегка улыбаюсь. Олеся держит мать за руку, смотрит на меня пристально. Моргает. Луп–луп.

Я вдруг думаю о том, что очень хочу сохранить учебу.

– Детским хирургом, – обещаю. И клянусь себе, что если получится удержаться в универе, то сделаю всё для достижения цели.

– Удачи вам, – говорит Лариса Егоровна.

Я киваю и иду к Гоше.

Падаю на пассажирское сиденье, достаю очередную сигарету.

Нервы они не успокаивают, не расслабляют и не дарят комфорт. Просто руки занять и делать что–нибудь. Я всё время думаю о том, что как раньше уже не получится.

– Ну? – спрашивает Гоша.

– Она не знает. Самой жрать нечего. Классика жанра: чувак себе бабу новую нашел, долгов набрал и отчалил. А нам всем — расхлебывай.

– Ты уверен, что у нее ничего нет? А если поискать?

– Да, блть, уверен! – рявкаю. – Отвали от нее уже!

– Совесть проснулась? Тогда что делать нам, жалостливый?

Тру лицо и выдыхаю.

– Будем искать этого козла дальше.

– А если не найдем? Или денег у него нет?

– Тогда двигаемся по плану. Тачку нужно срочно продать и деньги Захару вернуть, с него папаша уже спрашивает. Из оставшихся ремонт погасить, механики ждут. А дальше... кредит выплачивать. Раз уж вляпались, поверили на слово, кто ж виноват. Нас трое. Можно по очереди. Выходит по четыре выплаты в год. Пять лет.