«Матвей, я поцеловалась с другим. Так получилось».

Перед глазами темнеет. Я не поверил.

Смотрю на него. Она что... с ним?!

Это был не боевой патрон, а настоящая измена?

Сжимаю кулак крепче.

Стоящая передо мной тварь действительно касалась моей девочки. Моей чистой, нежной, беспомощной девочки. Самого важного человека в моей жизни.

Мысль не поспевает за телом. Я размахиваюсь и бью.

Дальше как в тумане. Ярость, безумие. Крики. Голос Захара. Удары. Боль. И усиливающаяся жажда мести.

Курю возле травмпункта. Костяшки на руке сбиты, она дергается против желания.

Достаю телефон, смотрю статистику.

Пропущенный от «Рай» в скобках тридцать два. О как понадобился.

Делаю затяжку. Захар в очереди сидит, тряпку к подбородку прижимает. Там шить однозначно, разрыв до кости. Везунчик. Пока ехали сюда, виски с ним налакались, голова кружится и тошнит. А может, от чего другого?

Нажимаю на «Рай», потом «Переименовать».

«Райденко». По–прежнему на букву «Р», не потеряю. А потом тычу на иконку трубки.

Юля принимает вызов сразу. Напрягаюсь всем существом. Внутри узел тугой, разрубить бы его хоть чем–нибудь, а то дышать мешает.

Жду «але», но в трубке тишина, лишь дыхание частое.

Сглатываю. Не понимаю, в какой именно момент всё так испортилось.

– Звонила? – спрашиваю ровно.

– Да. Матвей, что происходит? Где ты? – торопливо, сбивчиво, с надрывом.

Плевать.

– У травмпункта.

Молчание. Вдох–выдох–Вдох.

– Ты ранен?

– Нет.

– А кто ранен?

– Много кто.

Тишина. Лишь несколько быстрых ударов сердца. Делаю затяжку, выдыхаю.

– Ты никого не убил?

– Например, за что, – специально без вопросительной интонации. Размышляю будто бы. Зажмуриваюсь сильно.

– Прекрати со мной играть! Говори как есть!

– Не знаю, что тебе еще сказать, Юля.

– Я приеду?

– Это общественное место, не могу запретить.

– В смысле... ты еще там будешь?

– Какое–то время.

Опускаю телефон и голову.

– Матвей, – раздается позади голос Любы.

Забавно, она всю жизнь с Юлей дружит, рядом вертится, а я только недавно начал узнавать ее интонации.

– Матвей, ты как?

Передергиваю плечами. Прищуриваюсь. Не хочу, чтобы кто–то видел в столь жалком виде. Сейчас к Паше поеду, чтобы бабулю не пугать. У Дианы всё же нервы покрепче будут.

– Езжай домой. Уже поздно.

– Я... подумала, что может, помощь нужна? Тебе или Захару, или...

– Езжай домой. Возьми такси.

– Хорошо.

Вместо того, чтобы уйти, она присаживается рядом на ступеньки.

– Если хочешь поговорить, то ты всегда можешь набрать меня. Я люблю Юлю, и к тебе хорошо отношусь. Переживаю за вас сильно.

– Спасибо.

Она медлит несколько секунд. Потом гладит меня по плечу. Я не удерживаюсь и дергаюсь, отшатываясь.

Ты не видишь, блть, что я на адреналине? Не надо ко мне лезть и трогать меня!

– Люба, домой езжай.

Она поспешно поднимается и, всхлипнув, убегает куда–то.

Зря нагрубил. Она ни в чем не виновата. Никто не виноват, кроме меня самого. Опять всё прое*ал.

Не знаю, сколько проходит времени, но «Черри» приезжает раньше, чем зашивают Захара. Встаю на ноги и прищуриваюсь, пытаясь понять: одна она или с папашей?

Машина останавливается. Судя по неуклюжей манере парковаться — за рулем именно Юля.

Секундой позже понимаю, что так и есть. Юля выскакивает на улицу и ищет меня глазами.

Не машу, не улыбаюсь.

Просто иду в ее сторону. Смотрю в упор.

Замечает, пугается. Два шага назад делает и замирает. Ждет. Враждебно смотрит. Заряженная под завязку выдра. Руки поднимаю, сдаваясь.

– Где Костя? – спрашивает. – Он жив?

Чувствую себя мертвым. Улыбаюсь.

Плечами пожимаю.

Она головой качает.

– То, что случилось, было ошибкой! Страшной! Я тысячу раз пожалела! – кричит на меня. – Какого хрена ты в драку полез?! – по ее щекам текут слезы. – Почему ты не можешь нормально решить всё? Разговором! Ты меня хоть раз спросил, чего мне хочется! Что я чувствую!

– Чего тебе хочется, Юля?

Мы смотрим друг на друга.

Молчит. Думает. Хмыкаю.

Делает пару шагов, в глаза мне заглядывает.

– Мне надоело стрелять и уворачиваться. Хоть боевыми, хоть холостыми. Жизни хочется ровной, счастливой. Чтобы не бояться, что твой парень с катушки в любой момент слетит. Я не могу быть ничьей собственностью, Раем, идеалом. Я никакой не идеал! Не нужно убивать за мои ошибки!

Смотрю на нее.

– Кругом измена, трусость и обман, – говорю ровно.

Она бледнеет. Знает эту цитату, знает, откуда она. Раньше мы часто обсуждали историю страны и мира.

Юлины глаза наполняются слезами, которые капают не щеки.

– Иногда мне кажется, что я тебя просто ненавижу, – говорит она ровно. – Все самые опасные, страшные и болезненные события в моей жизни происходили тогда, когда ты был рядом.

– Ты с ним сосалась? – спрашиваю. – Понравилось?

Она делает движение головой.

– Ты в порядке. Я зря приехала, – поворачивается и идет к машине.

– Тебе понравилось? – спрашиваю громче.

– Ненавижу больше всего на свете! – кричит.

Возвращается к машине, дергает за ручку. Я смотрю на нее. Вижу, как сутулится. Отворачивается и горько всхлипывает. Ей больно. Блть, ей тоже больно, не только мне.

Что мы опять делаем?!

В следующий момент я срываюсь с места и бегу к машине. Юля пулей внутрь юркает и запирается.

Такого унижения я еще не испытывал. Но не могу отпустить ее просто так. Стучусь в стекло.

– Пожалуйста, открой. Давай поговорим.

Она головой мотает.

– Юля. Мне херово. Мне адски херово, как никогда раньше. Я прошу тебя не уезжай. Давай поговорим. Обсудим ситуацию. Пожалуйста, давай поговорим. Я хочу тебя послушать.

Она головой качает. Заводит двигатель. Я падаю на дно.