— Но, дитя мое, это совершенно лишено смысла. То же самое мог бы нацарапать кот, обмакни он свои когти в чернила.

Это ее весьма озадачило. Она-то полагала, что всякий раз, когда думаешь о чем-то и водишь как попало пером по бумаге, мысль немедленно предстает перед оком читателя. Я разуверил ее и попросил рассказать о том, что она собиралась написать.

Это было наивное прошение, которое состояло из нескольких пунктов. В первом повторялось уже высказанное пожелание носить хабару из черной тафты, как у каирских знатных дам, чтобы ее не принимали за простую крестьянку, во втором указывалось на желание иметь платье (йаляк) из зеленого шелка, а в третьем заключалась мысль о покупке желтых сапожек, поскольку ей, как мусульманке, нельзя было отказать в праве носить их.

К этому следует добавить, что сапожки эти безобразны и делают женщин похожими на уток. А остальная одежда придает им вид огромного, бесформенного тюка; но именно желтые сапожки представляют собой принадлежность, указывающую на социальное превосходство. Я обещал ей поразмыслить над этим.

Решив, что я ответил утвердительно, рабыня встала, хлопая в ладоши, и несколько раз повторила:

— Аль-филь! Аль-филь!

— Что это значит? — спросил я Мансура.

— Ситти (дама), — сказал он, переговорив с рабыней, — хотела бы пойти посмотреть на слона, о котором много слышала, он находится во дворце Мухаммеда Али в Шубре.

Было бы справедливо вознаградить ее прилежание в учебе, и я велел кликнуть погонщиков ослов. Городские ворота в сторону Шубры были в сотне шагов от нашего дома. Возле ворот возвышались тяжелые сторожевые башни, сохранившиеся со времен крестовых походов. Затем по мосту нужно было пересечь канал, который слева, разливаясь, образует небольшое озеро, со всех сторон окруженное свежей зеленью деревьев. В их прохладной тени расположились казино, кофейни, здесь же раскинулись городские сады, где по воскресеньям можно встретить гречанок, армянок и дам из квартала франков. В глубине сада они снимают покрывала, и тогда наблюдателю предоставляется возможность изучать столь непохожие одна на другую народности Леванта. Идем дальше. Под сенью неповторимой и единственной в мире аллеи Шубры проносятся кавалькады всадников. Огромной величины смоковницы и эбеновые деревья протянулись на целое лье. Они раскинули свои густые кроны, и их листва образует столь плотный шатер, что на аллее царит почти полная тьма, лишь где-то вдали блестит, окаймляя распаханные поля, раскаленная кромка пустыни.

Заклинатель змей в Каире

По левую руку, примерно на расстоянии полулье, струится Нил, омывая обширные сады, пока не подходит вплотную к самой аллее, и тогда его воды теряют свой красноватый оттенок.

Посередине аллеи Шубры расположена кофейня, украшенная фонтанами и деревянными решетками, — излюбленное место гуляющих.

Справа по-прежнему тянутся поля кукурузы и сахарного тростника с разбросанными там и тут загородными виллами, а за ними начинаются большие строения, принадлежащие паше.

Именно там и показывают белого слона, подаренного его высочеству английским правительством. Моя спутница была вне себя от восторга, она не могла налюбоваться на это животное, напоминающее о ее родине; здесь же, в Египте, слон казался диковинкой, его бивни были украшены серебряными кольцами, а погонщик заставлял слона показывать нам всевозможные трюки. Ему даже удалось заставить животное принимать столь непристойные позы, что я сделал знак рабыне, закрытой покрывалом, но не слепой, что мы уже достаточно посмотрели и пора уходить. Но тут один из служащих паши произнес:

— Подождите, это для развлечения дам.

Здесь находилось много женщин, которые и впрямь ничуть не были шокированы и заливисто смеялись.

Шубра — прелестнейшая из резиденций. Дворец египетского паши, довольно простой, старой постройки, расположен на берегу Нила, напротив прославленной равнины Имбаба, где были разгромлены мамлюки. Со стороны сада сооружен павильон с ярко раскрашенными и раззолоченными галереями. Настоящее торжество восточного искусства.

Можно войти внутрь и полюбоваться на редкостных птиц в вольере, на парадные залы, бани, бильярдные, а пройдя дальше, уже в самом дворце, осмотреть однообразные залы, декорированные по-турецки, но обставленные по-европейски, что придает им роскошь царских покоев.

Над дверями и на стенных панелях — пейзажи без перспективы, нарисованные темперой; поистине правоверные картины, без единого живого существа, дают весьма невысокое представление о египетском искусстве. Иногда живописцы позволяют себе рисовать сказочных животных — дельфинов, сфинксов или крылатых коней. Что же до батальных сцен, то они изображают лишь осады и морские сражения: корабли без моряков атакуют крепости, которые обороняются невидимыми гарнизонами; кажется, что и перекрестный огонь, и падающие бомбы — все это само по себе, а человек не принимает в этом никакого участия. Именно так изображались главные сцены из греческой кампании Ибрахима[44].

Над залом, где паша вершит правосудие, можно прочесть прекрасное изречение: «Четверть часа милосердия дороже семидесяти часов молитвы».

Мы снова спустились в сад. Боже мой, сколько роз! Розы Шубры — этим здесь все сказано; розы Файгома идут лишь на масло и варенье. Бустанджи предлагали их нам со всех сторон. Сады паши славятся еще и другой роскошью: здесь не срывают ни лимонов, ни апельсинов, чтобы эти золотистые плоды как можно дольше радовали взоры посетителей. Между тем, когда они падают на землю, каждый гуляющий вправе поднять их. Но я ничего еще не сказал о самом саде. Обитателей Востока можно критиковать за отсутствие вкуса в убранстве жилищ, но их сады безукоризненны. Повсюду фруктовые деревья, ажурные беседки и павильоны из тиса, напоминающие стиль Ренессанса; подобный пейзаж описан в «Декамероне». Не исключено, что первые сады были разбиты итальянскими садовниками. Тут не увидишь статуй, зато каждый фонтан отличается неповторимой изысканностью.

Застекленная беседка, венчающая целое сооружение из расположенных пирамидой террас, выглядит каким-то сказочным дворцом. Наверное, у самого халифа Харун ар-Рашида не было ничего более прекрасного, но и это еще не все. Полюбовавшись роскошью внутренней отделки, где шелковые драпировки развеваются на ветру среди гирлянд и кружевной зелени, спускаешься вниз и идешь по длинным аллеям, окаймленным подстриженными в форме прялки лимонными деревьями, пересекаешь рощу банановых деревьев, чьи прозрачные листья сверкают на солнце, как изумруды, и попадаешь в другой конец сада, к великолепной, прославленной купальне. Это огромный бассейн из белого мрамора, окруженный галереями на колоннах в византийском стиле, посредине — высокий фонтан: вода выливается из пасти мраморных крокодилов. Ограда освещена газовыми факелами; часто летними ночами здесь любит отдыхать паша, полулежа в золоченой лодке, на веслах которой сидят его жены. Здесь на глазах своего повелителя купаются прекрасные дамы — правда, в шелковых пеньюарах… Коран, как известно, не позволяет обнажаться.