— Значит, — сказал я, — на Востоке существуют дневные привидения, как у нас ночные?

— Это потому, — пояснил консул, — что здесь в полдень все должны спать, а славный шейх рассказывает нам сказки, навевающие сон.

— Однако ж, — воскликнул я, — разве все это более невероятно, чем многие явления природы, которые мы не в силах объяснить? Если мы верим в сотворение мира, в ангелов, в потоп и не сомневаемся в движении звезд, почему бы не допустить, что эти звезды связаны с духами и что первые люди могли входить с ними в общение при посредстве религиозного культа и храмов?

— Да, такова была цель древней магии, — сказал шейх. — Эти талисманы и статуи обретали силу только после их посвящения определенной планете и знаку, связанному с ее восходом и заходом. Главного жреца звали Хатер, то есть важный, значительный человек. Каждый, жрец служил одной звезде, как, например, Фаруису (Сатурну), Рауису (Юпитеру) и другим. Каждое утро Хатер спрашивал одного из жрецов: «Где сейчас находится твоя звезда?» Тот отвечал: «Она под таким-то знаком, такой-то градус, столько-то минут», и, совершив необходимые расчеты, жрецы сообщали о том, что надлежало делать в этот день. Итак, первая пирамида была предназначена для правителей и их семей. Во второй должны были находиться идолы звезд и дарохранительницы небесных тел, а также книги по астрологии, истории и естественным наукам; здесь же было убежище жрецов. Третья пирамида предназначалась для хранения саркофагов фараонов и жрецов, и поскольку вскоре не могла вместить всех, то построили другие пирамиды в Саккара и Дашуре. Эти прочные сооружения предохраняли набальзамированные тела от разрушения, ведь, по представлениям того времени, они должны были воскреснуть после определенного периода обращения звезд, но точная дата не называлась.

— Если допустить все это, — сказал консул, — то, возможно, некоторые мумии будут весьма изумлены, проснувшись в один прекрасный день в витрине музея или и коллекции редкостей какого-нибудь англичанина.

— По сути дела, — заметил я, — это настоящие куколки, только человеческие, откуда еще не появились бабочки. Впрочем, как знать, вдруг однажды они и появятся? Я всегда считал святотатством, когда мумии этих несчастных египтян раздевали донага, а затем расчленяли. Как случилось, что эта утешительная и непобедимая вера, передающаяся из поколения в поколение, не смогла побороть глупое любопытство европейцев? Мы чтим тех, кто умер вчера, но разве у мертвых есть возраст?

— Это были неверные, — сказал шейх.

— Увы, — ответил я, — в те времена еще не родились ни Мухаммед, ни Иисус.

Мы продолжали спорить на этот счет, и я был удивлен, что мусульманин проявляет чисто католическую нетерпимость. Почему дети Исмаила прокляли древний Египет, обрекший на рабство лишь племя Исаака? По правде говоря, мусульмане чтут могилы и памятные святыни разных народов, и только надежда найти несметные сокровища побудила халифа открыть пирамиды. Их хроники сообщают, что в помещении, именуемом царским залом, они нашли на столе статую из черного камня, изображавшую мужчину, и статую из белого камня, изображавшую женщину; он держал в руках копье, она — лук. Посредине стола стояла наглухо закрытая ваза, когда ее вскрыли, то увидели, что она наполнена еще свежей кровью. В зале находился также петух из червонного золота, украшенный гиацинтами, он начинал кричать и хлопать крыльями, когда заходили люди. Все это напоминает мир «Тысячи и одной ночи»; но что мешает нам думать, что в этих камерах находились талисманы и кабалистические образы? Верно одно: наши современники нашли там только кости быка. Тот саркофаг из царского зала, вероятно, является сосудом с очистительной водой. Впрочем, было бы, пожалуй, абсурдом предположить, как заметил Вольней, что такую груду камней натаскали лишь для того, чтобы скрыть под ней труп величиной в пять футов.

Мы продолжали свою прогулку и отправились осмотреть прелестный, украшенный ракушками и камнями дворец, куда изредка приезжают на лето жены вице-короля. Вокруг этой резиденции разбиты цветники в турецком стиле, похожие на узорчатые ковры. Нас незамедлительно пропустили во дворец; птичьи клетки были пусты, и ощущение жизни в этих покоях создавали лишь часы с музыкальным боем, каждые четверть часа раздавались исполненные на серинеге короткие арии из французских опер.

Во всех турецких дворцах гаремы устроены одинаково, мне уже доводилось бывать во многих из них. Это непременная парадная зала, куда выходят небольшие комнаты; повсюду стоят диваны, а вместо остальной мебели — столики, инкрустированные черепашьим панцирем. В вырезанных в стене стрельчатых нишах ставят кальяны, вазы с цветами или чашечки кофе. Только три-четыре комнаты обставлены на европейский манер: несколько дешевых предметов мебели, достойных украшать разве что комнатушку швейцара. Но это не что иное, как уступка прогрессу или, возможно, прихоть фаворитки, но ни один из этих предметов меблировки не используется по назначению.

Белая дама в окружении служанок в гареме в Каире. Ок. 1870 г.

Однако даже в самых богатых гаремах обычно отсутствует главная деталь обстановки — кровать.

— Где же спят, — спросил я у шейха, — все эти женщины и их рабыни?

— На диванах.

— Без одеял?

— Они спят одетыми. Правда, зимой укрываются шерстяными или шелковыми покрывалами.

— А где спит муж?

— Муж спит в своей комнате, жены — в своих, а рабыни (одалиски) — на диванах в зале. Если диваны и подушки кажутся им неудобными, тогда в центре комнаты на полу расстилают матрасы и спят прямо на них.

— Одетыми?

— Непременно. Но в самой простой одежде: в шароварах, блузке, платье. По закону как мужчинам, так и женщинам запрещено обнажаться друг перед другом. Исключение делается для лица. Привилегия мужа заключается в том, что он может видеть лица своих жен. Если же любопытство увлечет его дальше, да будут прокляты его глаза! Именно так, слово в слово!

— Теперь я понимаю, — сказал я, — что муж не слишком стремится провести ночь в комнате, полной одетых женщин, и предпочитает спать у себя, но приводит к себе двух или трех женщин…

— Двух или трех! — с негодованием вскричал шейх. — Так могут поступать лишь шакалы! О Аллах! Разве найдется хотя бы одна женщина, даже не мусульманка, которая согласилась бы разделить с другой постель своего мужа? Неужели так заведено в Европе?

— В Европе? — воскликнул я. — Нет, разумеется, нет, но ведь у христиан только одна жена, и они думают, что турки, имея целый гарем, живут одновременно со всеми женами, как с единственной супругой.

— Если бы сыскались, — ответил шейх, — столь развращенные мусульмане, чтобы поступать так, как вы говорите, их законные жены немедля потребовали бы развода, даже рабыни были бы вправе покинуть его.