Надя видела, как девочки поначалу присматривались к ней, вели себя сдержанно — дети быстро привыкают и быстро отвыкают, понимала Надя. Они больше привыкли к ее голосу — она стала для них кем-то вроде телефонной матери.

Но после нескольких воскресных обедов Надя почувствовала, как тепло возвращается — к ним и к ней.

Надины родители по субботам водили девочек в филармонию на концерты — купили абонемент, и дети, приезжая домой, пытались напеть мелодии, которые слышали. Надя все больше убеждалась — стоит согласиться с дядей Александром, отправить их в музыкальную гимназию.

Пускай, думала она, а потом, может быть, в ее собственной жизни произойдут перемены, и они с дочерями перейдут на другой уровень родства. Не просто по крови, а по духу. Что более важно с годами.

Но вообще-то, признавалась она себе, трудно исполнить предписания Лекаря — быть сегодня, радоваться сегодня, когда быть не хочется и радоваться нечему.

— Найти, вот что вы должны… Надя… — ввинчивался его голос в разум.

Ей хотелось пожаловаться ему на себя, но она держалась.

Теперь, подчиняясь новому принципу, Надя перестала прилагать усилия, чтобы оттолкнуть Николая побыстрее. Она больше не прибегала к грубым методам — не повторяла сеансов мистификации с Марией, чем, как скоро поняла, облегчила жизнь честной женщины. Все произойдет само собой. Она даже подумала, что, когда Николай перестанет быть ее мужем, он может продолжать работать в ее фирме. Для этого они должны мирно разойтись.

Перестанет быть ее мужем, повторила она и усмехнулась. Этот шаг наверняка одобрит свекровь. Ведь тем самым она выведет из-под удара… девочек.

Тот звонок — она его хорошо помнила — раздался не слишком давно, кажется, в конце лета. Да, да, примерно в то время, когда Николай встретил… женщину.

Нина Александровна, мать Николая, рыдала в трубку. Надя помнит, как, похолодев, отстранила ее от уха, словно боялась, что сейчас на нее обрушится вся Красноярская ГЭС, в опасной близости от которой, в Дивногорске, живут родители мужа. Но голос свекрови достигал слуха, пронзая эфирное пространство Сибири, Урала и добрую половину европейской части, он отдавался эхом, от чего горький смысл слов удваивался.

— Я! Это я виновата, — плакала свекровь.

— Да в чем же?

— В том, что произошло с тобой.

— В этом никто не виноват, — сухо утешила Надя.

— Нет, ты не знаешь. Причина во мне, в моей глупости. Я… однажды… наслала проклятие… Не знаю, откуда что взялось… нашло…

— На кого?.. — Надя вспомнила, как вспыхнула боль в висках. Неужели… на нее? Но за что?

— На одну женщину. — Она снова рыдала.

— Но… при чем тут я? — тихо спросила Надя.

— Я прокляла ее детей и внуков за то, что она мне сделала. А она… моих…

— Вы верите такой чепухе? — спросила Надя, чувствуя досаду.

— Верь — не верь. Ты — жена моего сына, а с тобой вон что случилось.

— Но я не ваша дочь, — пыталась отгородиться от нее Надя. — Если даже поверить в силу слова, оно не должно действовать на меня, — стараясь говорить как можно спокойнее и разумнее, отвечала Надя.

Надя помнит, как перехватило горло. Девочки. Ее дочери.

— Нет, нет! У меня другая причина. Другая, понимаете? — Но сердце билось часто-часто — неужели еще и это?

— Ты думаешь, на самом деле не из-за меня? — Надя услышала мольбу в голосе.

— Да что вы, конечно, нет, не вы…

Она не собиралась рассказывать Николаю об этом звонке, он и без того в растерянности. Надя постаралась вытеснить разговор из своей памяти, но Лекарь, который разбирал на кирпичики всю кладку ее жизни, заставил вспомнить и испугаться.

Разговоры с Лекарем подтолкнули Надю к мысли, что действительно слово, произнесенное с особенной интонацией, слово, в которое вложена энергия страсти, может подействовать необычным способом. Оно словно металлический шарик, выпущенный из рогатки. Бьет насмерть.

Внезапно она дернулась, будто собираясь встать, но вспомнила, что не может, и бессильно упала на подушки. Ну конечно, осенило ее, свекровь искала причины несчастья сына, а такая жена, какая она сейчас, — это самое настоящее несчастье. Свекровь, отыскивая вину во всем и во всех, не обошла и себя.

Если допустить, что проклятие существует, значит, она должна узнать, есть ли способ избавиться от него. Допустим, ты не веришь в злой замысел черной кошки, которая перешла дорогу, но все равно спокойнее, если не она перейдет тебе дорогу, а хотя бы с маленьким белым пятнышком.

На ум пришла еще одна фраза свекрови, которую Надя сразу отбросила, как совершенно неприемлемую для себя тогда.

— Если двое из взаимно проклятых родов соединятся, будут жить под одной фамилией, то на этом сила проклятия закончится…

Ну вот, обнаружилась еще одна причина, по которой надо освободить Николая от себя. Она просто обязана это сделать. Чтобы вывести из-под удара девочек, дочерей.

Выходит, она правильно решила — отпустить Николая? Но как отдать его кому-то из того, другого рода… А если там не с кем соединяться, если там в живых старушка девяноста девяти лет? Надя тихонько засмеялась.

Свекровь выкрикнула в телефон имя и фамилию женщины, с которой у нее произошел этот давний обмен любезностями, еще в Москве. Надя записала их в ежедневнике. Надо отыскать и пробить по Интернету, вдруг дама с чем-то засветилась? Она этим займется.

А теперь, она усмехнулась, должен позвонить Лекарь и сказать, когда он повезет ее в загородный клуб.

Она согласилась поехать с ним. Она хочет увидеть соревнования по рубке каната, в которой он участвует. Лекарь говорит, что, если она поедет с ним, он выиграет.

Дмитрий азартно готовился к соревнованиям, они были открытыми, а это значит — плати взнос и вперед.

Ведущий, плотный мужчина в черном костюме и черной бабочке под горлом, строго спросил его:

— Кто вы? Под каким «ником» выступаете?

— Лекарь, — сказал он коротко, вынимая нож из ножен.

— Хирург? — Он кивнул на длинное острое лезвие.

— Нет. Просто Лекарь.

— Вы когда-то уже рубили канаты?

— Не однажды, — засмеялся он. — Но не такие, как этот. — Он указал на толстую пеньковую веревку. Она, слегка извиваясь, покачиваясь в воздухе, спускалась с перекладины. Только недавно он узнал, что она из конопли. Ведущий не понял, о чем он. Но это было не важно. Лекарь загадал, что если разрубит одиночный канат, потом — сдвоенный, то Надя расскажет ему о том, что до сих пор держала при себе.

Сейчас она сидела в своем кресле, аккуратная головка гладко причесана, черные волосы блестят в свете ламп. Белый свитер с высоким воротом кажется белее снега за окном. Клетчатый плед укрывает ее до талии. Для того чтобы ей не пришлось ловить сочувственные взгляды, Дмитрий распустил слух, что он привез актрису, которая вживается в роль. В телесериале ей придется играть женщину в инвалидной коляске.