— Что в нем? — с любопытством спросила Надя, открывая белую баночку с крышкой, косо срезанной.

— Сок бамбука, белой лилии и еще некоторые компоненты, — уклончиво ответил он.

Но Надя не собиралась доискиваться до истины, она вдыхала аромат, чувствуя, как тяжесть уходит из тела и души, уступая место желанию двигаться.

— Скорее, скорее поедем! — торопила она.

Если верно, что любовь — это сумасшествие, то она в своем уме. К тому же они не любовники. Значит, если бы они поженились с Лекарем, это был бы трезвый шаг?

— Даже не любовники, — пробормотала она, передразнивая себя.

Они здесь уже неделю, Лекарь говорит, что позвоночник поддается массажу, но с той скоростью, с которой она заставляет свои мысли меняться… А когда он поставит ее ноги, он… потом… положит ее? Она захихикала.

Она не против. Николай согласился на развод. Она все сделала правильно, подтолкнув его к Августе. Надя улыбнулась: когда Августа увидела у него на мизинце перстень с борзой, то, говорит Николай, чуть не лишилась чувств. Она увидела в этом знак, благословение… Борзовы думали, что перстень потерялся навсегда — ушел из этого мира вместе с погибшим мужем Августы. Но ничто в этой жизни не происходит просто так, убедилась Надя. Этот перстень, можно сказать, отправился на поиски нового мужчины для Августы Борзовой. И привел его к ней.

Она не слышала ни звука шагов, ни плеска воды, но, когда открыла глаза, кувшинки не увидела. Напрягая глаза, всматриваясь в поверхность озера в густеющих сумерках, Надя не нашла ее.

Кто-то утащил под воду? Да кто посмел!

Надя резко бросила кресло вперед, колеса крутанулись и застряли в ямке. Не отдавая себе отчета, она выскочила из него и… пошла. Она не думала, что делает. У нее одна цель — вернуть на место кувшинку. Ее она назначила якорем, за который уцепится и останется в новой жизни.

Выставив руки вперед, Надя вошла в воду.

— Сюда, сюда, — услышала она тихий голос. Он манил ее из-за густых ивовых кустов. — Она подчинилась…

Кувшинка вынырнула. Живая! Какой-нибудь толстый карась задел стебель и потопил. А она испугалась.

Что она сделала? Испугалась? Надя почувствовала, как холодная дрожь мелко-мелко трясет все тело. Плечи, спину, талию, бедра. Бедра? Трясет их? Она замерла. Но они же ничего не должны чувствовать. Надю неодолимо потянуло вниз.

Нет, должны! Должны! — барахталась она, глотая воздух. Уже должны, Лекарь сказал, что…

— Надя, сюда…

Голос звал ее дальше, он уводил ее от берега, на котором осталось кресло, с которым, она думала, уже срослась.

Она узнала голос, он манил ее, звал за собой, она послушно раздвигала руками воду перед собой. Когда-то она быстро плавала брассом. Тело вспомнило движения, а ноги — подумать только! — повторяли движения рыбьего хвоста!

— А-а-а! — закричала она, не зная, как иначе выразить свой восторг. Это был животный крик радости. — А-а-а…

Лекарь протянул к ней руки и обнял. Он молча вынес ее на берег. Так же молча положил на траву. Полная луна оказалась на одной линии с его головой, Наде показалось, что он в соломенной шляпе. Такой, какую носил дядя Александр, вспомнила она.

— Сатурн, — прошептала она. — Как Сатурн.

Он снимал с нее мокрую блузку, шорты, мокрое белье. Она не противилась. А потом…

Потом было то, что яснее всего подтверждает человеку: он живой по-настоящему.

— Ты совершенно здорова, — объявил Лекарь, обнимая влажное, но уже не от воды, тело.

Надя приподнялась, чтобы посмотреть на озеро, из которого она вышла такой живой. Она не поверила своим глазам. Над озером вилась… метель?

— Что это? — проговорила она.

Лекарь сказал:

— Мотыльки. Поденка. — Он обнял ее и прижал к груди Надину голову.

Но она вывернулась и снова посмотрела на озеро.

— Я так давно их не видела. На самом деле они называются эфемериды, — бормотала Надя. — Их личинки живут в воде два-три года, потом всплывают. Кожица на спине разрывается, вылетает мотылек. Они живут не больше одного дня, но успевают отложить кучки яиц. Как похоже на метель… — Она не отрывала глаз от озера. — Смотри-ка, их все больше и больше. Они как крупные снежинки. Падают, усеяли берег…

Он слушал ее бормотание и думал — он полюбил ее. Полюбил так, как самого себя. Когда после долгих мучений, поисков, забегов по жизни наконец понял, как это сделать…

Надя подтвердила то, что он открыл для самого себя: неподвижность тела — не что иное, как результат перенапряжения души, разочарования, чувства вины и страха… День за днем он освобождал ее разум, а тело возвращалось в движущийся мир.

«Ну что, Доктор, готовьте бумагу с золотым обрезом! Что вы скажете, когда мы вместе предстанем, именно так, оба, будем стоять перед вами? А как насчет гранта для дальнейшего практического изучения связи между разумом и телом?»

Он засмеялся.

— Я тоже люблю сезон метели, — тихо проговорил он. — В нем можно найти такую женщину… Послушай, ты пойдешь ко мне в ассистенты?

— А ты ко мне? В этом озере будет жить финская кумжа, то есть форель…