– Иви, ты все пропустила. Конечно! Через два дня Дверь откроет новая группа. Я, Майлз, Ливентия и Дерек! А потом Киар и Рейна пойдут второй раз, у них выдающиеся показатели. Мы пойдем за Дарами, Иви!

От восторга и предвкушения послушница едва не приплясывала. Ее глаза сияли, щеки порозовели. И даже несмотря на скромный серый плащ и простую вязаную шапку, Мелания сейчас выглядела очень привлекательной.

– А я снова не прошел, – сконфуженно произнес Итан. – Не повезло. Ладно, пойду убирать мусор.

Парень отошел, а Мелания схватила меня за рукав, оттащила в сторону и понизила голос.

– Врет он все! – жарко выдохнула девушка и залилась горячим румянцем. – Итан мог пройти, но намеренно показал худший результат. Я знаю!

– Зачем ему это? – удивилась я.

Мелания прикусила губу, испуганно и в то же время восторженно.

– Из-за меня, – выдохнула она. – Он сделал это, чтобы я гарантированно попала в список Двери. Я плохо бегаю, ты же знаешь. Итан отдал мне свое место. Конечно, он мог передать его официально, но я бы ни за что на это не согласилась! И поэтому он схитрил!

– Вот как?

– Да! – Мелания потопталась на месте. – И еще… он меня поцеловал!

Последнее она произнесла едва слышно и покраснела, словно свекла.

Я хотела сказать: меня тоже кое-кто поцеловал, да как… Так, что узнай об этих поцелуях скромная послушница, ее бы удар хватил! Поэтому я просто улыбнулась.

– А тебе разве можно? Ну… целоваться? Ты ведь будущая монахиня.

– Пока я лишь послушница, обряд посвящения я пройду после Двериндариума. Должна пройти… – Мелания запнулась и мучительно сжала ладони. – Я всегда была уверена, что это мой истинный путь – путь служения и молитв. Но… Но все так усложнилось, Иви!

Я вздохнула, соглашаясь. Усложнилось. Да еще и как!

– Сама не понимаю, как это вышло, – теперь Мелания побледнела и едва не плакала. – Я всю ночь провела в молитвах, поставила вокруг изображения святой белые свечи, разложила освещенную ольху и голубиные перья, сожгла прядь своих волос, чтобы сделать подношение! – девушка дернула себя за косичку, торчащую из-под шапки. – Я просила святую Ингрид дать мне знак и указать путь, но она так и не ответила… Вот. Посмотри!

Мелания вытащила обгоревшие перья, помахала ими в воздухе.

– Никакого ответа!

Я не стала говорить, что святые вообще не имеют привычки отвечать своим адептам. Видимо там, за облаками, им плохо слышно глупости, о которых без конца молят смертные! Но я промолчала. Для Мелании ее вера – истинная. И кто я такая, чтобы ее разубеждать?

– Самое ужасное… мне понравился поцелуй. Очень понравился! Я… я, кажется, влюбилась, Иви! Ты меня осуждаешь?

Мелания нервно скомкала край плаща.

– Ну что ты, конечно же, нет! – я дружески обняла девушку. – Я очень за тебя рада. Только будь осторожна, Мелания. Я не хочу, чтобы тебе было больно.

– О чем ты?

– Я не сильна во всех этих отношениях, но… – медленно произнесла я, глядя на Итана. Он оттаскивал с дороги коряги и мусор, помогая мужчинам. – Но знаю, что парни думают иначе, чем мы. Я надеюсь, что Итану ты по-настоящему дорога.

– Ты говоришь, как наша матушка-настоятельница! Она вечно твердит, что мужчинам от женщины нужно только… это! – Мелания сделала страшные глаза, а я снова мысленно перенеслась в холодный лес, где меня обнимал Кристиан. – Каждую проповедь матушка молила святую Ингрид дать послушницам силы, чтобы противостоять соблазнам и мужчинам! Знаешь, раньше я не понимала, о чем она. И что за страшное «это» так жаждут мужчины. А вчера Итан меня поцеловал. В губы. И еще в шею. И я все поняла! Про «это»!

Мелания уставилась на меня, я на нее. А потом мы не выдержали и начали хихикать. А я подумала, может, мне тоже выучить парочку молитв святой Ингрид. Те самые, что защищают от соблазнительных мужчин!

– Будь осторожна, – предостерегла я послушницу.

– Я уверена, что у нас все по-настоящему, – прошептала Мелания. – Итан любит меня!

Я улыбнулась, понадеявшись, что Мелания права.

– Эй, о чем это вы там шепчетесь? – недовольно окликнула Ливентия. – Если обсуждаете меня, то можете сказать все в лицо!

– Размышляем, насколько удобна твоя подушка, – отозвалась Мелания, тайком мне подмигнув.

– Не так удобна, как диван в моем доме, – высокомерно произнесла южанка, кутаясь в белый мех своей шубы и сверкая многочисленными украшениями и брошками.

– Так и шла бы на свой диван, – буркнул Ринг, толкая огромную корягу.

– Тебя забыла спросить! – огрызнулась красавица. – Наставники велели всем присутствовать на уборке. Я и присутствую!

– Кажется, они подразумевали что-то отличное от бесполезного созерцания, – подхватил Итан, приближаясь к Рингу.

Парни с сомнением осмотрели огромное, засоленное до черноты дерево, которое вынесло на берег Взморье. Я тоже подошла, надеясь помочь. Мелания встала с другой стороны. Ливентия начала давать советы. Совместными усилиями мы утащили корягу в общую кучу.

Отдышавшись, я осмотрелась. На берегу кипела работа. Часть берега исчезла, но взамен море подняло кусок некогда затопленной морской гавани Иль-Тариона. Словно ракушка на мокром песке, белела круглая беседка с витыми колоннами. Внутри стояли на удивление отлично сохранившиеся вазы с витыми ручками, а в центре – статуя женщины. Кусок затонувшего города сиял светлым камнем и притягивал взгляды. Вокруг уже сновали архивариусы, летописцы и исследователи, цокали языками и благоговейно осматривали подношение Взморья.

Я тоже с интересом подошла ближе, глядя на изваяние.

Высокая женская фигура, едва прикрытая короткой накидкой, летящие по ветру волосы, прекрасное даже в камне лицо. Руки женщины обнимали лебедя, длинная шея птицы обвивалась вокруг шеи человека, крылья были распахнуты.

– Какая тонкая работа! – один из архивариусов едва не плакал от восторга, осматривая статую. Рядом топтался летописец, и слова архивариуса тонкой черной ниточкой утекали на бумагу. – Уникальный розовый мрамор, удивительная точность! А ведь это делали без Дара! Немыслимо! – очень медленно мужчина прикоснулся кончиками пальцев к подножию статуи. – Это уникальная находка Темной эпохи! Ах! Я вижу, как создавалась эта статуя!

– Вы видите прошлое? – изумилась я. Мои слова тоже возникли в воздухе и потянулись к бумаге, так что летописец с досадой от них отмахнулся, словно прогоняя назойливых мух. Глянул недовольно.

– Камень хранит обрывки воспоминаний, слова и мысли того, кто создавал статую… – не открывая глаз, кивнул архивариус. И зашептал торопливо: – Эйя… Крылья для дивной Эйи, моя прекрасная Эйя… Ты будешь летать, Эйя… Ах! Похоже, камнетес был влюблен!

– А почему та эпоха называется Темной?