– Эй, Стит, у тебя нет совести.

– Просто бесчеловечная жестокость!

– Прекрати мучить сестру, она такая милая девушка!

– Иви-Ардена, вам больше по душе ландыши или фиалки?

Кристиан явственно скрипнул зубами.

Я не выдержала и рассмеялась, Брайн и остальные подхватили. Кристиан тяжелым взглядом окинул развеселившихся приятелей.

– Так уж и быть. Пожалею ребра Эйсона и отведу тебя в «Белый цвет». Завтра. Если ты хочешь.

Наши взгляды встретились, и я отвернулась первая.

Буран Эйсон вскочил на лавку и заорал:

– Эй, все слышали? Я освободил эту девушку из заточения! И она пойдет танцевать! Требую называть меня: Буран-освободитель!

– Буран-хвастун, – закатил глаза Брайн Дествин.

– Я ничего не говорила про танцы… – попыталась я возразить, но Эйсон уже не слушал, нахваливая себя. Кто-то снова заорал про фиалки.

Кристиан невозмутимо ел суп, словно происходящее его совершенно не трогало.

– Мы пойдем в этот… «Белый цвет»? – шепотом спросила я, слегка обескураженная столь жарким вниманием февров. Хотя чему удивляться, парням просто скучно, на острове не так много развлечений!

– Зайдем ненадолго. Если ты хочешь, – ответил Крис. – К тому же, нам есть что отпраздновать, правда?

– Наше спасение?

Он не сделал ни одного движения ко мне. Лишь посмотрел. Но мне стало жарко.

– И его тоже.

Улыбнулся и взгляд отвел.

– Хватит болтать! – сурово одернул подошедший пожилой февр. – У нас еще куча работы! Пошевеливайтесь!

Каратели живо застучали ложками, а потом так же живо покинули стол. Эйсон напоследок улыбнулся, а красавец Брайн оторвал со своего мундира пуговицу, сжал в ладони и протянул мне… мотылька. Кружевные тонкие крылышки казались настоящими и слабо подрагивали.

– Я преобразую железо, – свернул белыми зубами Брайн. – Правда, лишь мелкие предметы.

– Благо Двери! – восхитилась я.

Кристиан нахмурился, но ничего не сказал. Лишь посмотрел на блондина. Но так, что тот предпочел за лучшее отправиться к остальным феврам.

– Значит, держу тебя за рабыню? – поднял он брови.

Я сделала вид, что не слышу вопроса и очень поглощена остатками своего кушанья.

Крис провел рукой по моей спине и обхватил пальцами шею. Погладил. Я вздрогнула от неожиданности и горячей волны, прокатившейся по позвоночнику.

– Ты что делаешь? Тут же люди!

– Они думают, что я едва сдерживаюсь, чтобы тебя не задушить, – яркие глаза откровенно смеялись. Крис скользнул рукой по спине, делая вид, что поправляет мою шерстяную накидку.

– Прекрати меня трогать! – зашипела я.

– Моя рабыня, что хочу, то и делаю. Попробуй мне запретить.

– Кристиан!

– М?

– Ты… ты… хватит!

– Просишь?

– Требую!

– Попробуй попросить. Кстати, напомни, чтобы я купил тебе парочку ошейников. Тебе пойдет алый бархат.

Его глаза блеснули с предвкушением.

– И думать не смей! – зашипела я, отодвигаясь от ненормального февра.

– Стит, ты совсем запугал свою сестру! Иви-Ардена, держитесь, мы с вами! – возмутился пробегающий мимо Эйсон, и я опустила голову, чтобы спрятать улыбку. Ну да, поглаживая мою спину, Кристиан умудрялся сохранять мрачное выражение лица, словно был жутко мною недоволен.

– Пожалуй, я все-таки сломаю этому защитнику… что-нибудь, – задумчиво произнес Крис и я, не выдержав, прыснула.

– Да ну вас всех. Меня рыба ждет. Дохлая!

И, выскочив из-за стола, сбежала. Но на берегу, не выдержав, обернулась. Кристиан по-прежнему смотрел на меня.

Сила моих собственных чувств так велика, что я почти не ощущаю чужие эмоции.

Сидя за общим столом, я слышу лишь ежевику, сладкую горечь и стук своего сердца. Меня накрывает волной эмоций, желаний и образов, слишком острых, слишком ярких.

Я теряюсь в этом водовороте, тону.

Теряю контроль.

Я превратился в магнитную стрелку, настроенную лишь на один ориентир.

Это выбивает почву из-под ног.

Желания лишают благоразумия.

Иви сняла накидку и сосредоточенно орудует граблями. Зеленая форма Двериндариума подчеркивает ее стройность, темные кудри узлом завязаны на затылке. Я хочу распустить их. Запустить пальцы в ее пряди. Я хочу… слишком многое.

Рывком поднявшись, отвел взгляд и пошел прочь, заставляя себя не оборачиваться. То, что собираюсь сделать, вызывает чувство гадливости, но я обязан понять, кто живет рядом со мной.

Дом встречает тишиной, теплом, легким запахом кофе и ванильных булочек. Силва оставила обед под льняной салфеткой, навела порядок и ушла. Медленно поднимаюсь на второй этаж, толкаю дверь в комнату. Не в свою. Рыться в чужих вещах – отвратительно и низко. Это противоречит моим принципам, поэтому какое-то время я медлю на пороге. И вхожу. Принципы… Надо было вспомнить о них в тот момент, когда я целовал обнаженное девичье тело той, которая называется моей сестрой. Стоило подумать о том, что произошло в лесу, и дышать стало нечем, а клятые принципы сгорели и разлетелись трухой. От одной мысли об этой девушке желание воспламеняет кровь, и я лихорадочно пытаюсь удержать поток раздирающих образов. Таких обжигающих. Таких… невероятных. Ее тело в моих руках, ее дыхание, губы…

Почему она? Почему, Двуликий? Я прошу ответа у бога обманщиков, зная, что лишь он мог послать мне это запретное чувство. Чувство, выворачивающее наизнанку, которого я не знал раньше и от которого схожу с ума сейчас.

Сжал зубы, стряхивая наваждение.

Осмотрелся. Кто живет в этой комнате?

Аккуратно застеленная кровать, кресло, комод. Перед изящным зеркалом женские безделушки – гребень, костяные и серебряные шпильки в резной коробочке, заколки и ленты. Но нет дорогих украшений, которые так любит Ардена. Отец ежемесячно оплачивает ее счета из ювелирных лавок. Но я ни разу не видел драгоценностей на девушке, которая живет в этой комнате.

Дальше. На столе – книги из библиотеки, большая стопка. Я просмотрел корешки. История, звездология, геральдика, мироведение… Кто-то увлекся чтением и образованием? Совсем не похоже на Ардену.

Хмыкнув, я распахнул дверцу шкафа и минуту пялился на развешенные там платья. Открыл бельевой ящик, поморщился. Внутри лежало что-то атласное и кружевное. Подцепил это что-то. В руку скользнул шелк нижней сорочки. Сливочный, с прозрачной полосой под грудью… Змей проклятый! Нет, лучше этого не представлять. И не думать. С силой я захлопнул ящик, едва не отломав ручку, отвернулся. Снова вернулся к столу, пролистал книги. Что еще? Что я пропустил?