Даже когда мы занимаемся чем-то для нас важным, тем, что доставляет радость творчества и духовного развития, это может быть использовано нашим жаждущим «я» в собственных целях. Со мной часто так происходит, когда я готовлюсь к лекции или мастер-классу для своих групп по медитации или пишу статьи по буддийским практикам. Когда я помню о том, что буддийские учения ценны для меня и я люблю делиться ими с другими, я могу со всей страстью отдаться своему делу. Когда возникает беспокойство или разочарование, я могу принять их. Но иногда раздается голос неуверенности и чувства неполноценности, и я прислушиваюсь к нему. И тогда внезапно написание статьи или подготовка презентации оказывается в одной связке с необходимостью завоевать любовь и уважение или страхом потерять их. В таком случае мое восприятие работы меняется. Верх берет жаждущее «я». И хотя я всегда прикладываю самые искренние усилия, в такие мгновения эти усилия приправлены страхом. Я испытываю тревогу и хочу быть «достаточно хорошей», чтобы получить награду. Моя любовь к тому, что я делаю, омрачается, когда работа становится стратегией для доказательства собственной полноценности.

Если жаждущее «я» берет верх, мы не способны свободно и радостно отдаться нашему занятию. И да, пока мы не обратим внимание на базовые желания и страхи, которые подпитывают жаждущее «я», оно будет проникать в каждое наше занятие и во все наши отношения.

Д. Г. Лоуренс написал: «Люди не свободны, когда они делают только то, что им нравится. Люди свободны только тогда, когда они делают то, что хочет их самое глубокое „я“». Когда нас мотивирует немедленное поощрение и мы делаем то, что «нам просто нравится», мы постоянно вынуждены двигаться дальше. Никакая степень работоспособности, потребления или признания не может пробиться сквозь транс неполноценности и соединить нас с нашим «самым глубоким я». Для того чтобы прислушаться к стремлениям своего сердца и ответить на них, требуется вовлеченное и подлинное осознавание. Чем сильнее мы запутались в поверхностной погоне за заменителями, тем сложнее нам нырнуть вглубь.

Как я обнаружила благодаря своей «Любви во время випасаны», когда желание становится слишком сильным, осознанность пропадает. Уилла Кэсер говорит нам: «Есть только одно большое явление – желание. И по сравнению с таким большим желанием все остальное – маленькое». Мы можем отдавать должное желанию как жизненной силе, но все равно важно видеть, как оно вызывает страдание, если берет верх в нашей жизни. Наша естественная потребность в еде может стать неуправляемой страстью – к мороженому, сладкому, картофельным чипсам. В этом случае еда играет роль утешения или средства для притупления чувств. Желание секса и любви может превратиться в мучительную зависимость от другого человека. Потребность в крыше над головой и одежде может стать неутолимой жадностью, заставить нас обладать тремя домами и шкафами, забитыми абсолютно новой обувью. Наше изначальное стремление чувствовать сопричастность чему-то и быть любимыми превращается в настойчивую жажду заменителей.

Если мы испытываем острое чувство разочарования или обделенности, наше навязчивое желание становится отчаянным и неутолимым. Мы одержимы страстным желанием, и вся наша жизнь подчинена силе этой энергии. Мы ощущаем себя жаждущим «я» во всех ситуациях, со всеми людьми, непрерывно. В Индии говорят: если карманник видит святого, он видит только карманы святого. Если мы одержимы желанием, то не важно, кто или что находится перед нами. Все, что мы видим, – как это может удовлетворить наши потребности. Такая жажда заставляет наше тело и ум сжиматься, впадать в глубокий транс. Наше зрение сужается до туннельного, оно не дает нам насладиться тем, что находиться прямо перед нами. Цвет осенних листьев или отрывок из стихотворения лишь усиливают ощущение зияющей дыры в нашей жизни. Улыбка ребенка лишь напоминает о том, что мы бездетны и страдаем от этого. Мы отворачиваемся от простых удовольствий, потому что наша жажда заставляет искать более сильных средств для притупления боли.

Практически невозможно испытывать зависимость и не действовать, исходя из нее. Как писал Оскар Уайльд: «Я могу противиться всему, кроме искушения». Искушение – это эмоциональное обещание удовольствия, к которому мы так сильно стремимся. Любой, кто пытался бросить курить или страдал от компульсивного переедания, или испытывал зависимость от наркотиков или отношений, знает непреодолимую силу этих физических и умственных зависимостей. Мы вовсе не хотим отказаться от сигареты и пойти вместо этого на прогулку, послушать успокаивающую музыку или глубоко дышать. Мы просто хотим то, что хотим. И хотя мы можем осознавать, что эта доза – лишь временный заменитель, все равно «нам это надо».

Сара много лет страдала от компульсивного переедания. Она приехала на десятидневный ретрит по медитации, испытывая панику при мысли о еде. Будет ли ей достаточно? Понравится ли ей та еда, которую будут подавать? Будет ли она есть слишком много? Она с ужасом ждала, что будет сидеть за длинным столом в молчании и есть на глазах у всех. Боялась, что соседи по столу распознают у нее расстройство пищевого поведения. Она представляла, что будет испытывать невыносимый стыд.

В первые дни ретрита еда занимала главное место в мыслях Сары. Когда звучал гонг, созывающий всех на трапезу, она покидала зал для медитации и медленно шла в столовую. Она сказала мне, что ее осознанность была притворной: она чувствовала, что ее тянет туда будто магнитом. Пока она ждала своей очереди, чтобы получить ланч, тревога и волнение душили ее. Когда она ела то, что лежало на тарелке, она думала о добавке. Еда, хорошая и обильная, Саре понравилась настолько, что она ходила за добавкой, иногда и по два раза. Вместо того чтобы потом вернуться на свое прежнее место, она садилась где-нибудь в другой части зала.

Во время нашего первого разговора Сара сказала, что чувствует себя «абсолютно несостоятельной» из-за своей одержимости и желания. Она испытывала ужасный стыд за то, что она такая неудачница, такая «недуховная». Самое сложное заключалось в том, что не важно, как сильно она хотела контролировать свое питание, не важно, какие у нее были планы и намерения, она не могла удержаться от переедания. И именно эти ежедневные тщетные попытки контролировать себя заставляли ее чувствовать себя неудачницей.

Мы часто не нравимся сами себе, когда охвачены желанием, и эта неприязнь превращается в полноценное отвращение, когда желание выходит из-под контроля и берет верх в нашей жизни. Мы видим, как перееданием или алкоголем разрушаем свои тела или отношения. Видим, как раним своих детей, когда наше состояние зависит от достижений. Видим, как вредим близким отношениям, когда нами движет неуверенность в себе и потребность в эмоциональной поддержке. Один из моих учеников описал это так: «Мое жаждущее „я“ – мой худший враг». Если мы ненавидим себя за это желание, то потому, что жаждущее «я» подчинило себе всю нашу жизнь.