А потом вдруг послышалась пульсация, отчетливый признак жизни, — и все благодаря неизменно надежной датской разведслужбе. В ПЕТ тоже очень интересовались судьбой русского шпиона. Одного датского дипломата, периодически бывавшего в Москве, попросили в ходе очередной поездки невзначай навести справки о товарище Гордиевском — обаятельном русском сотруднике консульства, который хорошо говорит по-датски. И, конечно же, на первом же дипломатическом приеме, куда явился заезжий датчанин, присутствовал Гордиевский. Вид у него был уверенный и здоровый. Вскоре датчанин доложил в ПЕТ, что Гордиевский женился повторно и у него родились две дочери. Полученная информация была тут же передана в МИ-6.

Однако самая примечательная новость, проскользнувшая в отчете ПЕТ, — новость, заставившая всю команда Санбима радостно встрепенуться, — заключалась в одной-единственной фразе, которую Гордиевский обронил за коктейлями и тарталетками.

С нарочитой небрежностью Гордиевский повернулся к датскому дипломату и заметил: «Теперь я учу английский».

Перед Геннадием Титовым, главой Третьего отдела Первого главного управления КГБ, встала проблема. У него появилась вакансия сотрудника в посольстве СССР в Лондоне, но кого назначить на это место, он не знал. По крайней мере не находилось годной кандидатуры, а именно — человека, готового лебезить перед Геннадием Титовым (это качество он считал главным условием для занятия освободившейся должности).

Крокодил — так называли Титова сослуживцы — принадлежал к числу тех людей (они есть в любом крупном чиновничьем аппарате), которые оказывают людям покровительство, исходя из представлений о том, что облагодетельствованный ими попросту превратится в их покорного раба. Титов был грубиян и интриган, он ловко подольщался к вышестоящим и насмешливо обращался с подчиненными. Он был, по оценке Гордиевского, «одной из самых омерзительных и непопулярных личностей во всем КГБ», но и одной из самых влиятельных. После ареста Гунвор Хаавик его выдворили из Норвегии, но благодаря своей репутации первоклассного куратора агентов он продолжал издалека опекать Арне Трехолта — они периодически встречались в Вене, Хельсинки и других местах, где Трехолт в ходе беседы не забывал есть за троих. После возвращения в Москву в 1977 году Титов, используя в собственных целях ожесточенные междоусобные схватки, умелой лестью быстро добился повышения и расставил на ключевые места верных себе людей. Гордиевский на дух не переносил Титова.

С тех пор, как из Лондона в рамках операции «Фут» было выслано больше ста кагэбэшников, Центр изо всех сил пытался восстановить там свою резидентуру. Чтобы восполнить дефицит кадров, просто не хватало надлежащим образом подготовленных и владеющих английским сотрудников. В 1930-е годы советские спецслужбы основательно просочились в различные слои британского истеблишмента и нанесли Британии колоссальный ущерб при помощи Филби и так называемой кембриджской пятерки, однако неспособность КГБ повторить тот давний фокус оставалась для него источником сильнейшей досады. В Британию внедряли всяческих нелегалов, а ряд сотрудников КГБ работал там под видом журналистов или торговых представителей, однако сохранялась острая нехватка таких шпионов, которые могли бы активно действовать под официальным дипломатическим прикрытием.

Осенью 1981 года в Москву из Британии возвратился заместитель начальника линии «ПР», по всей видимости, состоявший советником при советском посольстве в Лондоне. Первого кандидата на освободившееся место отклонил британский МИД, так как в МИ-6 этого человека подозревали (справедливо) в подпольной деятельности. На это лакомое место КГБ срочно требовалось назначить кого-то, кто имел бы опыт жизни за границей, причем в качестве дипломатического сотрудника, говорил бы по-английски и не рисковал бы сходу получить отказ от британцев.

Гордиевский принялся закидывать удочки, намекая на то, что именно он идеально отвечает всем критериям. Его кандидатуру поддержал Николай Грибин, недавно назначенный главой британо-скандинавского отдела, однако Титову непременно хотелось иметь в Лондоне своего ставленника, а Гордиевский пока что не продемонстрировал требуемой степени угодливости. Последовали активные маневры: Титов изо всех сил старался протащить на свободный пост своего кандидата, а Гордиевский между тем, как только мог, разыгрывал энтузиазм, подобострастие и ложную скромность, смешанные в правильных (как ему хотелось думать) пропорциях. Он агитировал потенциальных сторонников (но не слишком нагло), исподволь очернял соперников и искусно подольщался к Крокодилу в надежде, что рано или поздно тот оттает. Наконец, Титов смилостивился, но по-прежнему сомневался, что британцы выдадут визу. «Гордиевского хорошо знают на Западе, — сказал он. — Так что ему вполне могут отказать в визе. И все же попытаемся».

Гордиевский рассыпался в благодарностях. Но в душе он лелеял мысль о том, что скоро сможет отомстить Крокодилу всласть. Лейла — как жена кагэбэшника, вновь начавшего подниматься по карьерной лестнице, — тоже пребывала в «радостном возбуждении» при мысли об отъезде в Британию, которая представлялась ей почти сказочной, притягательной страной. Дочки стремительно росли: Мария была крепкой, энергичной и самостоятельной девочкой, а Анна уже начинала лопотать первые русские слова. Лейла мечтала о том, как будет водить своих хорошо одетых, говорящих по-английски девочек в лондонскую школу, как будет ходить за продуктами в просторные супермаркеты и изучать старинный город. Советская пропаганда рисовала Британию страной угнетенных рабочих и хищных капиталистов, но, пожив в Дании, Лейла неплохо познакомилась с реалиями западной жизни, и к тому же в 1978 году она побывала в Лондоне — в составе советской делегации на конференции ВОЗ. Как это часто бывает, когда супруги планируют совместные приключения, планы обустройства новой жизни за рубежом еще больше сблизили Гордиевских: они вместе радостно воображали широкие улицы, бесконечные концерты классической музыки, первоклассные рестораны и красивые парки. Они смогут гулять по городу, читать все, что захотят, заведут друзей среди британцев. Гордиевский рассказывал Лейле об англичанах, с которыми познакомился в Копенгагене: это были остроумные, эрудированные, отзывчивые люди с особым чувством юмора. В Дании все было чудесно, говорил он, но в Лондоне им заживется еще лучше. Четыре года назад, когда они познакомились, Гордиевский радужными красками расписывал Лейле, как они вместе будут разъезжать по миру: преуспевающий сотрудник КГБ, его красивая молодая жена и их подрастающие дети. Теперь стало ясно, что он сдержал обещание, и за это Лейла любила его еще больше. Но Гордиевский представлял себе и такие сцены, какими ни за что не стал бы делиться с женой. Резидентура КГБ была одной из самых активных в мире, и в его распоряжении должны оказаться самые важные секреты. Он возобновит контакты с МИ-6 при первой же возможности. Он будет шпионить на Британию, находясь в Британии, и однажды — быть может, скоро, а быть может, через много лет — он сообщит МИ-6, что выходит из игры. Тогда он станет перебежчиком, наконец признается жене в том, что вел двойную жизнь, и они навсегда останутся в Британии. Все это он утаивал от Лейлы.

И для мужа, и для жены командировка в Лондон означала исполнение заветной мечты. Однако мечты у них были разные.