Поскольку отъезд в Москву неминуемо приближался, а профессиональные перспективы представлялись довольно туманные, Гордиевский мог бы воспользоваться возможностью прекратить шпионскую деятельность и просто залечь на дно. В МИ-6 всегда давали ясно понять, что он может выйти из игры и в любой момент попросить убежища в Великобритании. Он вполне мог бы решить, что чем возвращаться к унылой советской жизни с ее лишениями и запретами, лучше уж переметнуться на Запад и, если получится, взять с собой возлюбленную. Но, похоже, мысль о перебежке даже не мелькала тогда в его голове. Гордиевский намеревался вернуться в Россию, сохраняя в тайне верность Британии, собирать там секретные данные, какие удастся заполучить, и терпеливо ждать.

— Что вы собираетесь делать в Москве? — поинтересовался Гаскотт.

— Я хочу докопаться до самых тайных, самых важных, основополагающих звеньев советской власти, — ответил Гордиевский. — Я хочу выяснить, как работает эта система. Конечно, всего я не смогу разузнать, потому что ЦК держит многое в тайне даже от КГБ. Но что-то я все-таки обнаружу.

К этому и сводилась суть бунта Гордиевского: он собирался разузнать как можно больше об устройстве ненавистной ему системы, чтобы легче было ее разрушить.

Как и бег на длинные дистанции, успешный шпионаж требует терпения, выносливости и умения рассчитывать время. Следующую должность Гордиевскому, скорее всего, предстояло занять в Третьем отделе, который занимался Британией и Скандинавией. Итак, он будет изучать КГБ изнутри, собирать любую информацию, какая может представлять интерес для Британии и Запада в целом. Когда шумиха вокруг его развода и повторной женитьбы уляжется, он, скорее всего, вновь начнет подниматься по служебной лестнице КГБ, как это произошло с Любимовым. Возможно, уже года через три его снова отправят куда-нибудь за границу. Он просто умерит скорость бега на следующем витке. Что бы ни случилось в Москве, он будет хранить верность британцам. Он не сойдет с дистанции.

Шпион, укорененный глубоко в КГБ, был заветной мечтой любой западной разведки. Но, как заметил глава ЦРУ Ричард Хелмс, внедрить агента в самую толщу КГБ было «все равно что заслать разведчиков-резидентов на Марс»[19]. У Запада было «ничтожно мало советских агентов внутри самого СССР», а потому «надежные разведданные о долгосрочных планах и намерениях противника практически отсутствовали»[20]. Теперь же у британской разведки появился шанс использовать своего человека в КГБ на полную катушку и выжимать из него все до одного секреты, на какие тому случится напасть.

Вместо этого в МИ-6 решили поступить ровно наоборот.

Проявив выдержку и самоотречение, почти неслыханные в истории разведки, руководители британской шпионской сети не стали упрашивать Гордиевского, чтобы, находясь в Москве, он оставался на связи или пытался снабжать их новыми секретами. Напротив, кукловоды из Сенчури-хаус предпочли «оставить под паром» своего ценного шпиона. Как только Гордиевский окажется в Москве, его просто оставят в покое.

Соображения, стоявшие за выбранной тактикой, были предельно просты — и безупречны: в России курировать Гордиевского так, как это делалось в Дании, было бы невозможно. В Москве не было явочных квартир, не было дружественной местной разведки, готовой подсобить в случае чего, не было надежного пути отступления на случай провала. Уровень надзора в СССР был слишком высок, за каждым британским дипломатом — не только за теми, в ком подозревали сотрудников разведки, — велось пристальное наблюдение. Судя по истории ведения агентов в Советском Союзе, чрезмерное усердие почти всегда оборачивалось фатальным исходом (вспомнить хотя бы мрачный конец Пеньковского). Рано или поздно (обычно — рано) всевидящее государство выслеживало, хватало и ликвидировало шпиона.

Один сотрудник МИ-6 высказался об этом так: «Олег был слишком хорош, нельзя было рисковать им. В его лице у нас появилась такая ценность, что имело смысл проявить выдержку. Был огромный соблазн продолжать с ним контакты и в Советском Союзе, но у нашего руководства отсутствовала уверенность в том, что мы сможет поддерживать связь достаточно часто и безопасно. Риск, что мы попросту спалим Олега, был слишком высок».

Гаскотт сообщил Гордиевскому о том, что МИ-6 не станет искать контакта с ним в Москве. Не будут предприниматься попытки устраивать тайные встречи и забирать у него разведданные. Но если сам Гордиевский пожелает установить контакт, такую возможность ему обеспечат.

В 11 часов утра, в каждую третью субботу каждого месяца, МИ-6 будет высылать своего сотрудника к большим часам на московском Центральном рынке рядом с Садовым кольцом. Это было оживленное место, где иностранец не привлечет ненужного внимания. Опять-таки он (или она) будет держать в руках фирменный пакет магазина Harrods, а из одежды наденет что-нибудь серое. «Эта предосторожность имела двоякий смысл: если Олегу хотелось заверения в том, что мы постоянно действуем в его интересах, то он мог видеть нас, при этом сам не показываясь на глаза. Если же он вдруг захочет установить контакт и передать какое-нибудь сообщение, ему достаточно пройти в условленное время под теми же часами в серой кепке и с сумкой от Safeway».

Если он появится там в кепке и с сумкой, план контакта («моментальной передачи») перейдет во вторую фазу. Через три недели, в воскресенье, ему следует пойти на Красную площадь, зайти в собор Василия Блаженного и ровно в три часа дня подняться по винтовой лестнице в задней части храма. Чтобы его легко было опознать, он должен был опять-таки надеть серые брюки и серую кепку. Навстречу ему будет спускаться сотрудник МИ-6 — скорее всего, сотрудница, — тоже в чем-то сером и с чем-нибудь серым в обеих руках. Когда они поравняются и слегка соприкоснутся (ведь лестница узкая), он передаст ей записку.

Эту возможность следовало задействовать только в том случае, если Гордиевский обнаружит информацию, имеющую важнейшее значение для национальной безопасности Британии: например, если выяснится, что в британском правительстве окопался советский шпион. Ответить на подобное сообщение МИ-6 не сможет.

Если же ему понадобится бежать, он может задействовать план эксфильтрации, явившись к магазину «Хлеб» на Кутузовском проспекте с пакетом от Safeway в 7:30 вечера в любой из вторников. Сотрудники МИ-6 каждую неделю будут совершать контрольные выходы к булочной.

Подробно пересказав эти планы, Гаскотт вручил Гордиевскому томик сонетов Шекспира в твердом переплете, изданный Оксфордским университетом. Выглядела книга как обычное сувенирное издание, какое любой русский мог бы привезти домой с Запада. В действительности это был хитро устроенный тайник для памятной записки — подарок Вероники Прайс. Под форзац — часть книги, прикрывающую переплет изнутри, — был вставлен лист целлофана, на котором по-русски был изложен план «Пимлико»: указывался хронометраж, перечислялись предметы одежды, необходимые для опознания, условные сигналы, место встречи после километрового столба «836», расстояния между ключевыми пунктами. Гордиевский должен поставить эту книгу на полку в своей московской квартире. Чтобы освежить в памяти план перед попыткой побега, нужно будет размочить книгу в воде, отклеить форзац и извлечь целлофановый лист. В целях предосторожности русские топонимы были заменены на французские: Москва стала Парижем, Ленинград — Марселем и так далее. Если кагэбэшники и найдут эту шпаргалку, пока он будет еще на пути к границе, из этих записей они могут и не понять точный маршрут побега.