О, я знала, что корабль испытывал ко мне привязанность. Он не мог не симпатизировать до какой-то степени любому капитану. Но я знала с той поры, когда была кораблем, что существовала разница между капитаном, о котором ты заботишься только по тому, что это твой капитан, и любимчиком. И, думая об этом здесь, в одиночестве, снаружи корабля, в полной пустоте, я поняла, что полагаюсь на поддержку и повиновение корабля и, да, на его привязанность, даже не спрашивая, чего хочет он. Более того, я полагала, что любой капитан-человек бездумно требует – или может потребовать – показать ему самые интимные мгновения жизни экипажа. Я вела себя в некоторых отношениях так, словно была на самом деле частью корабля, но в то же время требовала – ожидала, как кажется, – такого уровня преданности, какого не имела права ни требовать, ни ожидать и которого корабль, вероятно, не мог дать мне. И я даже но осознавала этого, пока корабль не попросил Сеиварден говорить за него и не сказал мне: ему нравится думать, что он мог бы быть капитаном, что привело меня в смятение.

Тогда я подумала, что он пытался выразить свои чувства к Сеиварден, которые ему как кораблю трудно высказывать напрямую. Но возможно, он пытался также сообщить нечто и мне. Быть может, я не слишком отличалась от Сеиварден в отчаянных поисках, на кого бы опереться. И не исключено, что корабль обнаружил, что не хочет стать для меня такой опорой. Или не может. Это было бы совершенно понятно. Корабли, в конце концов, не испытывают любви к другим кораблям.

– Капитан флота, раздался голос «Милосердия Калра» в моем ухе. – Вы в порядке?

Я сглотнула.

– Все прекрасно, корабль.

Вы уверены?

Снова сглотнула. Сделала вдох, чтобы успокоиться.

– Да.

– Не думаю, что вы говорите мне правду, капитан флота, – сказал «Милосердие Калра».

– Мы можем поговорить об этом позже? – Хотя, конечно, никакого позже могло и не случиться. Все было за то, что его не будет.

– Как хотите, капитан флота. – Не прозвучала ли в голосе корабля нотка осуждения? – Одна минута до обычного космоса.

– Спасибо, корабль, – сказала я.

Этот поток информации, который передавал мне корабль, когда бы я с ним ни связалась: окружающая среда, медицинские данные, эмоции всех и каждого члена экипажа, их интимные мгновения – приносил утешение и вместе с тем, как это ни странно, причинял боль. Вероятно, и сам корабль испытывал сходные чувства: ведь все данные получала одна я, а не его вспомогательные компоненты, их больше не было. Я никогда не спрашивала. Ни о том, хотел ли он показывать мне все это, ни о том, испытывал ли он в большей степени боль, чем утешение, оттого что все воспринимала я одна. Я не запрашивала у корабля этой информации более суток. Почти двое. Но – я осознала теперь – пусть я и лучше управляла запросами данных, чем недели назад, просто невозможно, чтобы я смогла отстраниться от потока информации в столь полной мере и так внезапно. Я не видела и не чувствовала сейчас экипаж «Милосердия Калра» потому, что корабль не давал мне этих данных. Я никогда не приказывала кораблю показать мне информацию, я просто хотела увидеть и тут же получала ее. В какой степени это происходило по желанию самого «Милосердия Калра»? Он показывал ее мне потому, что так хотел, или потому, что я являлась его капитаном и он был вынужден повиноваться?

Внезапный солнечный свет, звезда Атхоека, маленькая и далекая. «Милосердие Калра» показал в поле моего зрения корабль, находящийся примерно в шести тысячах километров от нас, яркие, резкие очертания «Меча». Я уперлась в корпус «Милосердия Калра» и навела пистолет Простер. В поле моего зрения мягко засветились цифры: временные характеристики, координаты и орбиты. Я прицелилась. Выждала ровно две с четвертью секунды и выстрелила. Чуть подкорректировала прицел и выстрелила еще три раза подряд. Затем сделала еще десять выстрелов, слегка меняя прицел после каждого из них. Пройдет около двух часов, пока пули достигнут того «Меча». Если они доберутся до него, если он не изменит неожиданно свой курс, увидев, как мы возникли в космосе и потом, менее чем через минуту, снова исчезли.

– Вход в шлюзовое пространство через пять секунд, – сказал корабль мне в ухо.

И через пять секунд мы исчезли из вселенной.

Мы могли бы атаковать более традиционными способами: «Милосердие Калра» имел вооружение, хотя и не столь тяжелое, как «Меч» или даже «Справедливость». Мы могли бы выйти из шлюза в опасной близости от каждого из кораблей Анаандер из Тстура, выстрелить ракетой или выпустить мины и тут же убраться из космоса. Вполне возможно, хоть и не наверняка, что мы причинили бы таким путем серьезный ущерб.

По «Милосердие Калра» был в единственном числе, и мы могли бы причинить ущерб лишь одному кораблю. Как только другие суда Анаандер узнали бы, что мы атаковали, они начали бы двигаться, чем затруднили бы нам прицеливание. Конечно, это не стало бы вовсе невозможным. Перемещение в шлюзовом пространстве происходит но определенным правилам, и корабль мог бы сообщить, куда они, вероятно, отправились. Но то же самое относилось и к нам – и тогда соотношение сил в лучшем случае стало бы три против одного.

Наиболее простым способом защиты было бы открыть собственный шлюз, чтобы все, что они выпустили в нас, попало туда, а затем закрыть его, оставив все ракеты запертыми навеки в шлюзовом пространстве. Но «Милосердие Калра» не смог бы уловить все, что выпустят в нас три военных корабля.

А если бы они решили открыть огонь по базе Атхоек или по планете? Опять-таки мы смогли бы закрыть систему от нескольких таких атак, но не справились бы со всеми.

Нули пистолета Пресгер маленькие, и внутри радчаайского военного корабля не так уж много опасно уязвимого находится на глубине один и одиннадцать сотых метра. Но многочисленные пробоины корпуса могли причинить серьезное беспокойство, и всегда существовала возможность, что они поразят нечто опасно уязвимое. Например, герметичные цистерны, которые могли взорваться. Двигатель… На самом деле все, что мне было нужно, – пробить тепловой щит двигателя.

– Тринадцать минут, – сказал корабль мне в ухо.

С первым все было очень просто. Мы обладали преимуществом неожиданности. Вполне вероятно, что оно по-прежнему будет на нашей стороне, когда мы выйдем из шлюзового пространства во второй раз и я открою огонь. Но к тому времени, когда мы выйдем, чтобы стрелять но третьему из этих четырех кораблей, они будут нас ждать. Они все еще не поймут, что мы делаем. Пули, которые я по ним выпускала, были так малы, что, даже если, бы какие-нибудь корабельные сенсоры могли их заметить – а они не могли, – то не определили бы их как угрозу. Любой возможный урон первому «Мечу», по которому я стреляла, будет причинен лишь через час. С их точки зрения, мы просто появились, а затем менее чем через минуту исчезли. Странно, но никакого повода для немедленных действий. Никакого повода для внезапного изменения курса.

Но размышлять над этим они будут и, несомненно, забеспокоятся. И много времени не понадобится, чтобы рассчитать, куда мы, с наибольшей вероятностью, направимся дальше и где, скорее всего, выйдем в космос. И если они не выяснят этого вовремя, чтобы предвидеть нашу атаку на третий корабль, то, несомненно, к нашему выходу на четвертый корабль они будут готовы. Каждое последующее появление в реальном пространстве будет более опасным, чем предыдущие. Особенно для меня, уязвимой снаружи «Милосердия Калра», несмотря на броню.