И решительно прошел к двери, позвал следующего пациента. Андрею не осталось ничего иного, как попрощаться и уйти. Визит к психиатру не дал почти никаких результатов, только задал новую загадку: кто мог обращаться к Мельнику по поводу Антоши? Хотя… хотя загадка эта сама по себе, если подумать, несла все же некоторый результат: скорее всего, это был тот же человек, что и подложил диски, следовательно, диски подложил не Ефим, а кто-то другой. Но кто этот человек, кто? Отец Антоши, Гриценко-старший? Вряд ли. Он-то уж заставил бы этого неврастенического психиатра и деньги взять, и поверить в серьезность своих угроз. И потом, диски вот так, тайно, он точно подкладывать бы не стал, а обратился напрямую. Человек от матери Антоши? Тоже невероятно. Если Жанна Гриценко была бы в курсе, что Долинин причастен к похищению ее сына, она давно бы Андрею об этом сообщила. Кто же тогда? Посыльный Ефима? Но зачем, опять-таки зачем? Сделать игру более интересной, более сложной и запутанной? Нет, тут что-то другое.

А что, если это сообщник Долинина, перешедший на другую сторону? Совесть заела или решил получить двойной заработок — и с тех и с других? Вот это вполне вероятно.

Тоже не совсем сходится. Если он сообщник, то должен знать, где Антоша, и скрывать ему его местонахождение незачем. И уж совершенно нелогично ему было бы третировать психиатра. Этот человек явно не знает, где мальчик, и кровно заинтересован в том, чтобы его нашли. Значит, никакой он не бывший сообщник. Кто же тогда?

И что именно этот человек требовал от Мельника? На этот вопрос доктор не пожелал до конца ответить. Он требовал, чтобы Ефим вернул мальчика и чтобы Мельник что-то сделал. Что? Что может в данной ситуации сделать врач? Повлиять на своего больного. Почему же Мельник не захотел влиять? Может, все дело в том, как повлиять? Может, от Виктора Евгеньевича требовали, чтобы он применил какие-то запрещенные способы воздействия? А он отказался, потому что, несмотря ни на что, человек порядочный, во всяком случае, до известной черты: одно дело — торговля в регистратуре платными талончиками, совсем другое дело — настоящее преступление. Но если он порядочный человек, то почему не попытался повлиять на Долинина незапрещенными методами? Или пытался, но ничего не вышло?

Надо бы с ним еще раз встретиться. Подъехать вечером в клинику, припереть его к стенке, выжать из него все до конца. Сейчас уже не получится — действительно, у человека прием, полный коридор народу. Да и Дениса пора сменить — двенадцатый час, а он обещал быть к десяти.

Проходя мимо стойки регистратуры, Андрей подмигнул девушке, которая продала ему талончик, оделся и вышел из поликлиники.

* * *

Денис клевал носом, но изо всех сил делал вид, что бодр, бдителен и вполне способен просидеть вот так еще сутки. Андрей отправил его домой на своей машине, а сам остался в балаклавской. За время дежурства Дениса ничего интересного не произошло — Долинин из подъезда не выходил, но поднимался ли кто-то к нему, сказать было трудно, потому что «проводить» всех входящих и не примелькаться невозможно. Кроме того, оставался неотслеженным телефон — у них не было времени поставить прослушку. Вообще такая слежка малоэффективна, Никитин это прекрасно понимал, но другого выхода пока не было.

В три часа позвонила Оля. Она только что вернулась из Гусева. Все подтверждалось — ей удалось разговорить одноклассницу Валуевой: в десятом классе у той действительно был роман со Стотландом. Очень довольная своей поездкой, похвалой начальника, обещанием повышения зарплаты и должности, Оля отправилась на новое, настоящее детективное задание — собрать все возможные сведения о Головановой. Потом позвонил Вениамин. Андрей рассказал ему о своем разговоре с Мельником и попросил разузнать о нем все, что удастся. В пять снова позвонила Оля.

— Андрей Львович! — возбужденно прокричала она в трубку — в отличие от Вениамина Денис и Ольга относились к своему начальнику с должным почтением и называли исключительно на «вы» и по имени-отчеству. — Потрясающие новости! Я и не думала, что узнаю столько всего полезного и так запросто! По-моему, во мне пропадает настоящий талант детективной актрисы. — Она кокетливо хихикнула.

— Детективной актрисы?

— Ну да! Представляете, она мне сразу же поверила, эта женщина, соседка Головановой из квартиры напротив. Я сказала, что училась в первом классе у Светланы Васильевны, а потом мы переехали в другой город. Мне ее и раскручивать особо не пришлось, сама все выложила. Чаем напоила с пирожками, потрясающе вкусные пирожки, я у Екатерины Федоровны, ну, у соседки, рецепт взяла, как-нибудь испеку, угощу.

— Прекрасно, Оленька, только давай поближе к делу.

— Да! Это потрясающе! Я столько всего узнала! У Головановой, оказывается, был любовник! Представляете?! Все же строилось на том, что она совершенно одинока — ни родственников у нее, никого, не замужем, классическая старая дева. А у нее любовник! Я думаю, это он ее и убил.

— Любовник — это действительно интересно, но с чего ты решила, что убил ее он?

— Да потому, что больше некому!

— Ну почему некому? Ефим Долинин…

— Да я же не сказала самого главного! — перебила его Оля. — Он знаете кто, этот любовник? Сторож лодочной станции!

— Ну и что?

— А то, что станция эта находится между Косулином и Валапаевкой, то есть как раз недалеко от того места, где ее и нашли. Все голову ломали, что делала на дороге одинокая женщина поздней ночью. А она от любовника шла. Они, наверное, поссорились, и вот…

— Соседка тоже считает, что Голованову убил любовник?

— Что вы!.. Екатерина Федоровна… она плачет и… очень жалеет и…

— Пирожки печет! — Андрей усмехнулся. — Молодец, Оленька, это в самом деле интересная информация. Странно, что соседка ничего милиции не рассказала. Хотя… наш народ не очень-то любит откровенничать с милицией, боится ненароком ближнего подставить. Вообще это в порядке вещей.

— Да. Тем более что Екатерина Федоровна нисколько его и не подозревает. А больше никто не знал про любовника, Голованова только соседке и сказала, по большому секрету. Екатерина Федоровна все время сетовала: вот, мол, только-только жизнь у Светланы стала налаживаться, хоть немного счастья глотнула, и материальное положение полегче, может, хоть на старости лет пожила бы нормально… Да, кстати, о материальном! Это еще одна новость! — Оля рассмеялась счастливым смехом и заторопилась рассказать — ее распирали радость и гордость собой от прекрасно выполненной работы: — Голованова не перестала сдавать кровь! Все эти полтора года она ее сдавала, только за деньги, ей стали за это хорошо платить.

— Полтора года, полтора года… — Никитин в задумчивости постучал по рулю. — Что-то крутится, никак не могу поймать.

— Как же?! Андрей Львович! Вениамин вчера — вернее, сегодня ночью — говорил, что Голованова пятнадцать лет регулярно четыре раза в год сдавала кровь, а полтора года назад вдруг перестала.

— Да нет, это понятно, что-то другое. Нет, не могу понять.