— Длина твоей челки дань здешней моде или эгоистичный протест? Даже не знаю представится ли мне когда случай познакомиться с цветом твоих глаз. — Последнее он кидает с колючим упрёком, заставляя Верховского-младшего кривить губы. Он не умеет сдерживать эмоции на своем лице, не говоря уже о глазах.

«Иди к черту, Этьен. Просто, на хрен, к черту!»

И тут же будто ощущает прохладные пальцы Лайт, которыми она осторожно касается его лба сдвигая челку. Блять. Он больше не может этого выносить. Тянется к бокалу с красным вином, осушает его одним махом и откидывается на спинку стула. Разум чуть мутнеет, глаза жадно мечутся от столика к столику в поисках хрупкой фигуры. Глава отдела аудита и аналитики непременно должна быть приглашена. От не прекращающегося желания найти ее среди гостей зудит под кожей.

Обнаружив ее слева через три столика Кирилл позволяет себе выдохнуть. Черное коктейльное платье с открытыми плечами, волосы заколоты высоко подчёркивая изящную шею и молочную белизну кожи. Кирилл ловит ее колкий взгляд и его засасывает. Это как вариться в котле собственных эмоций ощущая лишь горький яд предвкушения. Он никогда не считал себя умелым любовником, никогда не находил возбуждающим громких женщин, но именно сейчас представляет как «выбивает» из Лайт самые яркие звуки. Потому что желание обладать ею сидит внутри маленьким тлеющим огоньком, и достаточно лишь одного ничтожного повода, чтобы он вспыхнул неистовым пламенем, жадно сжигающим, сжирающим, поглощающим всё на своём пути…

— Кирилл успешно закончил университет. Уже занял место управляющего в головном отделении банка, — осваивается. Может пора подумать о свадьбе?

Хрупкое стекло бокала ломается под давлением пальцев.

— Кирилл! — Ахает рядом отец, схватив его за плечо. Встревоженный взгляд Леи. Протянутая Этьеном тканевая салфетка. Алые пятна на белой скатерти.

— Извините, — Кир двигает стул пытаясь избежать чужого внимания, такого обременительного и неуместного сейчас.

Когда он обходит столики и шагает к двери, Арсений идёт в след за ним.

……

— Хватит, так из тебя вытечет вся кровь. — Юрист перекрывает кран и прихватывает руку пострадавшего друга. — В моей машине есть аптечка. Это нужно обработать, забинтовать и показаться врачу.

— Это случайность, — пытается оправдаться будущий банкир самому себе в отражении очков Арсения, избавляясь тем самым от укоризненного взгляда под оправой.

— Я не стал бы думать иначе.

— Тогда позвони, пожалуйста, Лее, отцу. Скажи, что все в порядке.

— Конечно. Как только обработаем твои раны.

— Я не хочу, что бы они искали меня.

— Мы специально воспользовались сан узлом на четвертом этаже, чтобы не пересечься ни с кем из гостей, но Кир, Лея будет..

— Я помню о ней.

Спортивная сумка непривычно давила на плечо. Женя уже забыла, как это — таскать на тренировку полную экипировку. Под вывеской «Клуб Единоборств» её встретил угрюмый спортивный зал, даже окна от пола до высокого потолка не делали его светлее. Тёмный кирпич и железные балки, пространство пахло как её прошлое: острый запах пота, магнезии и спортивного инвентаря.

Остановившись возле раздевалок в сумраке коридора, Лайт судорожно вздохнула. Мурашки пробежали по спине, когда волна воспоминаний так остро накрыла её, что даже звуки пропали. Звон цепей груш, гулкие и хлесткие удары, скрип чей-то обуви о брезент напольного покрытия, тяжелое дыхание. Всё это казалось единой вязкой массой, в которой она когда-то застряла, как насекомое в липкой смоле. Однажды она уже решила, что это то дерьмо, от которого она должна откреститься, чтобы выжить. Стать еретиком, признав свою прошлую веру ложной.

Так зачем она пришла сюда?

Дёмина упорно думала об этом, пока переодевалась. Верховский разбудил в ней что-то своим разговором о прошлом. Все эти дни воспоминания накатывали на неё волнами. Тот срыв в его кабинете тоже, пожалуй, повлиял. Внутри Жени накопилось слишком много невысказанного за последнее время — за полгода одиночества до возвращения синеглазого брюнета..

«Лайт, не влипай в истории больше».

Сколько раз после интерната она говорила это себе? Каждый раз, когда кто-то пытался достать её, она сдерживалась, оставаясь холодной и безразличной. Не затевала драки без крайней надобности, притворяясь, что не способна на это…

Теперь она долго наматывала на пальцы боксерские бинты, словно, наоборот, пыталась распутать свои мысли и чувства. Позабыв все схемы и правильное натяжение для собственных рук.

Выйдя в зал, поймала несколько взглядов местных завсегдатаев. Разные — суровые и насмешливые. Она невесело улыбнулась сама себе.

«Лайт, не влипай в истории больше».

Начала тренировку, постепенно увеличивая темп и нагрузку. Погружаясь в раздумья и воспоминания ещё глубже. Признаваясь себе, что до того, как она связалась с бандами и боями, всё было не так уж плохо… Кроме изнуряющих тело тренировок, была какая-то простота и четкость. Честность.

На ринге ей никогда не нужно было притворяться, что она спокойна, что она холодна… Держать дистанцию и скрывать свою силу или агрессию. Там ей всегда позволяли быть честной. Быть собой.

Она тренировалась, пока бинт не ослаб и костяшки не стерлись в кровь.

«Уже не так профессионально», — насмешка над собой мелькнула в голове. Досадливо шипя, Женя стянула бинт и оглядела зал, чтобы дать себе передышку. Рана на руке кровоточила и саднила, пришлось прикусить ее… Касание вызвало воспоминание о Верховском, как он прикасался губами к её пальцам. Жене пришлось прикрыть в досаде глаза. Она ведь пришла сюда, чтобы не думать больше о нем. Отвлечься хотя бы на пару часов, не вспоминать со стыдом, как снова поддалась его взгляду и напору…

Она так устала лгать..

***

Кирилл стоял в полумраке перед дверью квартиры Дёминой.

Та продолжала его избегать. Перестала ходить на утренние тренировки и на обед. Если Верховский вызывал её к себе в кабинет, посылала Монику. Та, к его злости, могла спокойно ответить на все рабочие вопросы.

Все его сообщения глава аудита теперь игнорировала. Единственное место, где Кирилл её видел — долгие общие собрания, на которых он снова смотрел только на нее. Этого она ему не могла запретить. А потом мстительно закидывал её отдел работой, вынуждая снова буквально жить в офисе. Жить этим гребаным банком — самый страшный кошмар Верховского-младшего. Но Дёмина и от этого уклонялась, покидая кабинет ровно в семь вечера… Последнее, что ему оставалось для разговора, на котором настаивал отец — заявиться к ней домой в выходной с самого утра и просто застать врасплох.

Он позвонил в дверь и слишком долго ждал когда та откроется. Злился, боясь, что всё-таки упустил её снова, но спустя долгие минуты дверь как будто нехотя распахнулась.