Филби пришел в ярость, и такая реакция показалась Эллиотту весьма странной. Он ожидал, что Ким испытает облегчение, поскольку его супруге наконец-то поставили диагноз. Однако друг горько сетовал, что Эйлин водила его за нос, и клялся, что никогда ее не простит. «Гордости Филби был нанесен жестокий урон», — счел Эллиотт. Шутка ли, его, профессионального разведчика, сведущего в науке обмана, «столько лет дурачила» собственная жена! «Ему пришлось вернуться в Стамбул с сознанием того, что все годы, пока он жил с Эйлин, его постоянно обманывали». Эллиотт никогда бы не стал критиковать Кима, в особенности если дело касалось женщин. Он знал о внебрачных связях Филби и не осуждал его. Вообще-то у самого Эллиотта тоже была любовница — шведка, которую он тщательно скрывал от Элизабет. Брак мужчины — его личное дело, и с точки зрения Ника Эллиотта поведение Кима Филби было в порядке вещей. Но все же казалось странным, что его друг так разозлен обманом, который, в конце концов, носил скорее медицинский, нежели нравственный характер. Начиная с того момента, как грустно заметил Эллиотт, «брак неуклонно разрушался».

Не успела Эйлин провести в Стамбуле и месяца после возвращения из Швейцарии, как Филби объявил, что семья снова переезжает. Ему предложили один из важнейших постов в британской разведке — должность шефа МИ-6 в Вашингтоне, и он согласился.

Блокада Западного Берлина резко выявила возраставшее напряжение «холодной войны», и расстановка сил в отношениях Великобритании и США стала меняться. Время, когда МИ-6 могла покровительствовать американским любителям, новичкам в деле шпионажа, давно прошло, и нынче шпионским шефам в Уайтхолле приходилось бороться с непривычным и неловким ощущением от того, что теперь американцы играют первую скрипку, ведут войну нового типа против Советов и оплачивают связанные с ней расходы. Большую часть Второй мировой войны США находились в положении младшего партнера в вопросах разведки, с благодарностью следуя примеру британцев. Теперь они поменялись местами, но ветераны МИ-6 упорно стремились доказать, что Великобритания все еще является лидером в шпионской игре, несмотря на все более очевидный упадок империи. Один из способов остановить процесс распада — отправить в Вашингтон молодую звезду, героя разведки, обладателя впечатляющего послужного списка и наград за военные заслуги, живое свидетельство того, что британская разведка все в той же отличной форме, в какой всегда была.

В США Киму Филби надлежало поддерживать отношения между английской и американской разведками, способствовать контактам с ЦРУ и ФБР и даже осуществлять тайное посредничество между британским премьер-министром и американским президентом. МИ-6 едва ли могла выразить ему свое доверие в более явной форме. Его имя значилось в списке из трех кандидатов на заветный пост; окончательный выбор был предоставлен американцам. По словам историка ЦРУ Рэя Клайна, «именно Джеймс Хесус Энглтон назвал имя Филби».

Ким не спрашивал мнения Эйлин по поводу новой должности. Он даже не стал дожидаться одобрения советских кукловодов. Он принял соблазнительное предложение ровно через полчаса после того, как получил его. «Это позволяло мне одним ударом убить двух зайцев: снова оказаться в самом центре формирования разведывательных стратегий и с близкого расстояния изучать американскую разведку», — писал он. Новая должность также предоставляла ему «неограниченные возможности» для сбора свежих разведданных в пользу своих советских кураторов.

Стамбульские коллеги огорчились, узнав о новом назначении Филби — они уже успели привыкнуть к его жизнерадостности и компетентности. «И с кем же мне теперь работать?» — вопрошал посол, сэр Дэвид Келли. В Лондоне такой поворот рассматривали как естественный прогресс человека, предназначенного для карьерных высот. Эллиотт был в восторге; если он и почувствовал укол зависти к другу, который, похоже, взбирался по карьерной лестнице быстрее, чем он сам, то английское воспитание не позволило ему это показать.

Филби улетел обратно в Лондон в начале сентября, чтобы пройти инструктаж по своим новым обязанностям. Он не пожалел времени, чтобы выйти на связь со старыми знакомыми в МИ-5 и МИ-6, и каждого из них пригласил погостить у него в Вашингтоне. «Меня угощали ланчем во множестве клубов, — писал он. — Дискуссии за кофе и портвейном были посвящены самым разнообразным темам». Те же самые темы Филби обсуждал и на встречах — не менее оживленных, но куда более секретных, — проходивших в различных лондонских парках. Борис Кретеншильд был рад новому назначению своего агента и находился под большим впечатлением от преданности этого двуличного человека: «Одно его лицо открыто семье, и друзьям, и всем вокруг, — сообщал Кретеншильд московскому Центру. — Другое принадлежит только ему самому и его секретной работе».

В Лондоне с Филби в основном обсуждали Албанию. Большинство граждан Великобритании, Америки и СССР если и думали об Албании вообще, то представляли себе дикую страну на краю Европы, место, почти мифически оторванное от остального мира. Но Албания, затиснутая между Югославией, Грецией и Адриатическим морем, готовилась стать важнейшим полем битвы в «холодной войне». После Второй мировой король Зогу лишился трона, и страна оказалась под железной дланью Энвера Ходжи, безжалостного и коварного лидера партизан-коммунистов, начавшего превращать ее в сталинистское государство. В 1949 году Албания уже представляла собой соблазнительную цель для ястребов-антикоммунистов в британской и американской разведках: отделенная от советского блока Югославией (которая и сама на тот момент рассорилась с СССР), Албания была бедной, феодальной, малонаселенной и политически нестабильной страной. Многим албанским роялистам и националистам, жившим в изгнании, не терпелось вернуться на родину и сразиться с коммунистами. Выдавая желаемое за действительное, в Лондоне и Вашингтоне полагали, что страна готова стряхнуть с себя коммунистические оковы, а значит, надо перебрасывать через границу специально обученных партизан, чтобы те выходили на связь с местными группами мятежников с целью постепенно разжечь гражданскую войну и свергнуть Ходжу. Считалось, что успешный подрыв албанского коммунизма запустит «цепную реакцию, которая позволит отразить натиск советского империализма». УСО занимало важные позиции в Албании во время войны, в связи с чем было принято решение, что Великобритания должна играть ведущую роль в подготовке албанских мятежников, при активной поддержке США. Филби подробно посвятили в эти планы. Первую волну инсургентов предполагалось переправить на корабле из Италии в октябре 1948 года; эта миссия получила кодовое название «Ценность».

Албанская операция — типичный образец военного шапкозакидательства, неуместно примененного в обстоятельствах «холодной войны», требующих куда более тонкого подхода. Однако в МИ-6 операцию рассматривали как первый орудийный залп в новой негласной войне. Сталин поддерживал коммунистических инсургентов в Греции, организовал захват коммунистами власти в Чехословакии и подверг блокаде Берлин. Албанию выбрали мишенью контратаки, что было прямым нарушением международного права, но отвечало новому агрессивному настрою. Многие уже злорадно потирали руки. Ричард Бруман-Уайт, друг Эллиотта в МИ-6, даже воображал перспективу «официального британско-американского военного вторжения» в результате албанской кампании. Ответственность за координацию албанских планов с американцами возлагалась на Филби.