Хартман был рядом со мной, и у нас было прикрытие, так как Баркгорн вызвал по радио еще одну группу. Это нас встревожило, так как выше появились новые противники. Мы продолжали набирать высоту, и они с переворотом через крыло пошли на нас. Я заметил вдали один Як, хотя дистанция быстро сокращалась. Я его обстрелял, и он взорвался, затем я обстрелял другой, справа от него, он задымился и проскочил мимо.

Нижняя группа противника состояла из истребителей ЛаГ, верхняя из Яков, у всех самолетов были красные коки винтов и капоты. Это означало, что перед нами гвардейские части. Этих парней стоило опасаться и уважать… а всего против нас было около 60 самолетов. Я сумел сбить двоих, Хартман, Баркгорнг, Эвальд, Ралль, Граф и Храбак тоже кричали: «Хорридо!» Поэтому я полагаю, что у русских были все основания злиться на нас.

Я вызвал по радио Хартмана, который в этом бою сбил первые 3 самолета из 7, сбитых за этот день. Я все еще гнался за противником вверх, когда вдруг заметил другой Як. Я дал короткую очередь и увидел, как тот задымился. Его пропеллер остановился, и он проскочил вплотную к моему левому крылу прямо над Хартманом, который был на семь часов от меня, а затем рухнул на землю. Представьте, что все это произошло буквально за пять секунд, если не меньше. Вот так стремительно разворачивался этот бой.

Мы еще несколько раз слышали крик «Хорридо!» затем пара голосов воскликнула: «В меня попали!», или «Я подбит», или даже «Я прыгаю». Небо было заполнено самолетами, нашими и русскими. Один из наших летчиков крикнул, что его протаранили, и я видел Як, вцепившийся в хвост Ме-109. Оба самолета штопором пошли к земле, понятно, что не спасся ни один из пилотов. Я подумал, что советский пилот, наверное, просто спятил. Он уже сбил Ме-109, который дымился, но все-таки еще и протаранил его. Я этого никак не мог понять, хотя ранее видал нечто подобное.

Я сбил третий самолет, еще один подбил, затем обстрелял новый Як, но у меня кончились боеприпасы. Баркгорн сказал, что догнал его и сбил за меня. Хартман сообщил, что сбил три самолета, – две победы подтвердили, третья осталась вероятной. Однако на следующий день ее подтвердили наши войска и один из экипажей пикировщиков, который видел, как упал самолет.

Мы завершили бой, который длился всего 10 минут. После этого я вызвал пилотов по радио, чтобы проверить, кто остался цел, а кто сбит. Затем я связался по радио с командиром группы Храбаком по его каналу. Когда мы приземлились, на аэродроме стало удивительно тихо. Мы все были измучены, хотя это был всего лишь первый вылет в этот день, он завершился в 08.00.

Через час, после того как истребители заправили и перевооружили, мы снова взлетели. Нашей задачей было патрулирование и поддержка бомбардировщиков. 5 июля 1943 года было очень бурным днем, и он еще только начинался. Мы полетели с подвесными баками, что могло добавить еще час полета, если мы контролировали топливную смесь и не летели на слишком малой высоте или на высокой скорости. Перед началом боя баки следовало сбросить.

Примерно через 20 минут мы столкнулись с группой бомбардировщиков, это были американские «бостоны» и Ил-2. Мы не видели русских истребителей, но это не значило, что их нет. Однако была одна деталь, которая нас всегда удивляла, – многие советские самолеты не имели раций. Я знаю, что если снять рацию, то вес самолета уменьшится и, соответственно, увеличится дальность полета. Однако при наличии большого количества самолетов мне даже в голову не могла прийти мысль вступить в бой, не имея связи.

Я сумел вывести свое звено из 4 самолетов на девять часов от противника, чтобы атаковать его с удобного ракурса. Я слышал, как остальные командиры называли свои цели, у нас было 30 истребителей, как и вражеских бомбардировщиков. Баркгорн повел свое звено вверх, тогда как Штайнхоф остался внизу, а мы в центре. Нижнее звено Штайнхофа должно было перехватывать тех, кто начнет снижаться и попытается спастись. Мы прорезали строй, ведя огонь, и я оставил позади себя два дымящих бомбардировщика, которые упали на землю. Эвальд обстрелял самолет, который взорвался, а затем подбил еще один, но я не видел, что с ним произошло.

Я повернул назад, и Эвальд, который прекрасно меня знал, повернул следом. Остальные последовали за мной. Хартман крикнул, что видит истребители, но я продолжил атаку. Я сбил Ил-2 и обстрелял «бостон», как мне показалось. Бомбардировщик задымился, и экипаж выпрыгнул с парашютами. Ил-2 продолжал лететь, хотя и терял высоту, я пролетел над ним и добил. Это была моя седьмая победа за день.

Я обнаружил, что у меня закончились боеприпасы, но у остальных пока все было в порядке. Хартман сообщил, что сбил два истребителя, но пока ни одного бомбардировщика. Это было очень странно, потому что я до сих пор не видел ни одного русского истребителя. Эвальд сбил два самолета, а Штайнхоф еще два, оказавшиеся внизу. Баркгорн, который, как и я, сбил три самолета в первом вылете, добавил к ним еще пять.

Затем я увидел нечто удивительное. Штайнхоф набирал высоту и гнался за Як-9, и я видел, как из его патрубков идет белый дым. Штайнхоф хотел сбить противника, но Як-9 уходил, потому что Ме-109G не слишком быстро набирал высоту. Штайнхоф дал очередь, и снаряды ударили русского по фюзеляжу. Он задергался, фонарь отлетел назад. Пилот, ставший третьей жертвой Штайнхофа, вскочил на сиденье и выпрыгнул наружу, пока самолет по инерции еще шел вверх.

Ведомый Штайнхофа держался примерно в 30 метрах позади него на пять часов и чуть ниже. Он также набирал высоту. Советский пилот, который покинул самолет, быстро летел назад. Я отвернул в сторону и посмотрел вниз поверх крыла. Я увидел, как тело летчика влетело в круг пропеллера, а затем ударило по лобовому стеклу Ме-109, который содрогнулся. Затем тело перелетело через истребитель и скрылось.

Немецкий пилот, которого я не знал и не запомнил, кричал, что подбит и ослеп. Я думаю, его истребитель был подбит и пошел к земле. Так как внизу была вражеская территория, не знаю, что с ним случилось дальше. Похоже, победа Штайнхофа стала своеобразной местью за это.

Мы все повернули на базу, а нам на смену прилетела другая группа истребителей. Мы приземлились, заправились, перевооружились и наскоро перекусили, и через два часа снова взлетели. Мы потеряли два истребителя, но во время первого вылета сбили 11, а во время второго 14, одержав, таким образом, 25 побед. Во время третьего вылета нам не пришлось долго ждать противника, и бой состоялся прямо над нашими линиями.

Это было почти целиком истребительное соединение, и оно направлялось к нашим базам, что было довольно привычным. Обстрел и мелкие бомбы не могли причинить особого ущерба, но держали вас в напряжении. Обычно русские выбирали целью заправщики, если не могли найти истребители. Итак, эти самолеты направлялись к нашему аэродрому, когда мы взлетели. Я быстро сбил два и ничего не могу сказать о них. Они прошли прямо передо мной, так я просто последовал за ними, надавив на гашетки пушки и пулеметов. Оба полетели вниз один за другим. Затем я заложил левый вираж и погнался за другими русскими самолетами.

Однако там были я, Эвальд и Хартман. Остальные летчики остались позади, Баркгорн выбрал себе группу средних бомбардировщиков и погнался за ними. Штайнхоф дважды закричал «Хорридо!», впрочем, как и я сам. Я повис на хвосте Яка, обстрелял его и, не дожидаясь результата, немедленно обстрелял другой, который пролетал мимо. После того, как я выполнил переворот и сманеврировал, чтобы выйти в атаку снизу сзади на новые истребители, я увидел, что с ними покончено. Однако русских было слишком много, и наши пилоты были заняты. Во время этого вылета я обстрелял шесть истребителей, но у меня были лишь три подтвержденные победы.