В начале 1970-х гг. его патрон Клейн умер, но к этому времени Харрисон уже обзавелся хорошей деловой репутацией, у него было много солидных клиентов. Он заручился финансовой поддержкой двух инвесторов — Раймонда Фридмана и Германа Улевича — и основал компанию Harrison Freedman Associates. Используя свои деловые связи, Харрисон повел бизнес с влиятельным далласским семейством Страусс, которое состояло в родстве со знаменитым Бобом Страуссом, адвокатом и видным политическим деятелем, которого прочили в председатели Демократической партии. Харрисон заключил договор на юридическое сопровождение своих сделок с фирмой самого Страусса — Akin, Gump, Strauss, Hauer & Feld.

Дела компании шли прекрасно, и окрыленный успехами Харрисон задумал добиться президентского помилования. Несколько видных инвесторов по его просьбе подписали ходатайство в Министерство юстиции США. В последующие годы Харрисон не раз будет хвастаться, что даже сам Боб Страусс принимал непосредственное участие в лоббировании его помилования. При такой внушительной поддержке хлопоты Харрисона увенчались успехом. Президент Джеральд Форд подписал указ о помиловании 9 октября 1974 г., месяц спустя после того, как даровал помилование своему предшественнику на президентском посту Ричарду Никсону. Теперь ничто больше не мешало Харрисону открыть новую страницу своей жизни.

Уже к 1980 г., когда Bache впервые проявила серьезный интерес к сотрудничеству с Харрисоном, у того начались проблемы. Выстроенная Харрисоном империя дала трещину. Началось с того, что инвесторы компании Фридман и Улевич заподозрили неладное, видя безудержную неоправданную расточительность Харрисона. По их мнению, она переходила все вообразимые границы. Слишком много безумно дорогих автомобилей, безумно дорогих побрякушек и при этом — слишком много неоплаченных счетов. У Фридмана не оставалось сомнений, что его компаньон тратит куда больше денег, чем зарабатывает, и он понятия не имел, как Харрисону это удается.

Однако не только это вызывало беспокойство инвесторов Harrison Freedman Associates. Гораздо хуже было то, что какие-то из организованных Харрисоном инвестиционных проектов стали лопаться и некоторые его клиенты остались у разбитого корыта. Так, компания лишилась права выкупа по закладной на офисный комплекс в Далласе, а торговые центры в городках Буи и Льюисвилль обанкротились. Потом Харрисон не смог заплатить 434 тыс. долл. по подписанному им же самим векселю и задолженность покрыли из своего кармана его партнеры. Наконец, Фридман объявил, что больше не верит всей этой высокопарной чуши о скором поправлении дел, которой потчевал их Харрисон. Теперь Фридман был уверен в том, что тот недобросовестно ведет бизнес. Он объявил, что выходит из дела. Харрисон тут же согласился выкупить долю Фридмана в Harrison Freedman Associates и выписал долговую расписку на 100 тыс. долл. Но прошло 15 лет, а долг Харрисона так и оставался непогашенным.

Когда в Bache обсуждали перспективы сотрудничества с Харрисоном, никто не поинтересовался мнением Фридмана о его партнере. Уже много позже, когда Фридмана все-таки спросили, его ответ прозвучал категорично: «Да никогда в жизни. Не вздумайте делать никаких инвестиций с этим человеком».

* * *

Ровно в ту минуту, когда из телефонной трубки донеслись слова Генри о криминальном прошлом Харрисона, Д’Элиса решил, что никаких дел иметь с этим человеком не стоит. Дарр же пришел в ярость.

«Какого черта мы делаем? — требовательно вопросил он. — Д’Элиса, о чем вообще можно говорить с этим типом?»

«Так-то вот, ничего не попишешь», — подумал Д’Элиса. Дарр передал в службу безопасности требование выяснить прошлое Харрисона. Но еще прежде, чем Д’Элиса понял, что происходит, Дарр как-то подозрительно изменил тон своих отзывов о Харрисоне. «Может, его прошлая судимость не такое уж непреодолимое препятствие, — рассуждал он вслух. — В конце концов, этот малый получил от президента помилование».

«Это дело нам стоило бы как следует обмозговать, — сказал как-то Дарр, — может, не все потеряно, и мы еще поработаем с этим парнем».

Д’Элиса вообще не понимал, зачем тот затеял такую суету — ведь никакой сделки еще не было, лишь одни наметки. «Что мешает Bache прямо сейчас обрубить концы и выйти из всего этого без потерь? — удивлялся Д’Элиса. — Даже E. F. Hutton, уж на что из кожи вон лезут, чтобы расширить свою долю рынка, и то, едва взглянув на фирму Харрисона пару месяцев назад, отказались иметь с ним дело. Так с какой стати Bache пускаться в это предприятие?»

Самой главной проблемой здесь, конечно же, было законодательное требование о раскрытии информации. Согласно федеральным законам до сведения потенциальных инвесторов следовало довести всю существенную информацию о намечаемых генеральных партнерах. Д’Элиса и представить не мог, что подумают инвесторы, узнав, что человек, рекомендованный Bache на роль главного партнера, в свое время отсидел за кражу денег у банка.

А Дарр проконсультировался со сторонним юристом Питером Фассом, услугами которого пользовался отдел. Среди сотрудников немедленно поползли слухи, что Дарр обрабатывает юристов, чтобы выбить добро на сделку с участием Харрисона. Как-то Фасс отвел Д’Элису в сторонку, чтобы с глазу на глаз потолковать о запросе Дарра.

«Зачем вам вообще все это нужно? — спросил он. — Дарр давит на меня, чтобы получить положительное решение по поводу этого малого».

Позже Д’Элиса побеседовал на ту же тему с подчиненным Фасса Дереком Уиттнером. Тот вообще ничего не мог понять: «Вы что там, охренели все? Нам такого и даром не нужно».

Дошло до того, что Фасс обратился за консультацией к генеральному прокурору штата Нью-Йорк. Должно ли товарищество с ограниченной ответственностью извещать своих членов, что главный партнер был обвинен в тяжком преступлении, но впоследствии получил президентское помилование? Рассмотрев запрос, генеральный прокурор дал отрицательный ответ. Инвесторов можно бы оставить в неведении — таков был его вердикт.

Больше всех такому исходу дела радовался Харрисон. Чтобы отпраздновать событие, 31 октября он отправился в винный бутик Schumer’s Wine & Liquors и купил три бутылки шампанского Dom Perignon, вставшие ему в 388 долл. и 4 цента. Харрисон велел послать их юристам, благодаря которым перед ним открылась возможность вести дела с Bache.

Примерно в то же время Дарр связался с Кертисом Генри и снова завел речь о Харрисоне. Генри не мог поверить своим ушам — он считал, что после их предыдущего разговора об этом человеке идея сделки окончательно похоронена.

А Дарр тем временем говорил: «Хочу, чтобы Харрисон зашел к тебе потолковать о его прошлых прегрешениях. А мы, со своей стороны, продолжим с комплексной экспертизой по его предложению».

Генри же считал немыслимой сделку с участием Харрисона. Bache сделается всеобщим посмешищем Уолл-стрит, если предложит на роль главного партнера бывшего преступника. «Как будто в недвижимости мало других предпринимателей, с незапятнанной репутацией, — удивлялся Генри. — И чего ради фирма будет тратить свое время на такого типа, как Харрисон?»

У Генри имелись и другие не менее серьезные соображения. На тот момент секретное расследование прошлого Дарра уже шло полным ходом. И это могло обернуться громким безобразным скандалом. Харрисон же в последнее время старался наладить как можно более тесные связи с Дарром. И если грехи Дарра вылезут наружу, осуждение биржевого сообщества рикошетом ударит и по Харрисону, учитывая его подмоченное прошлое. В этой ситуации, решил Генри, всем было бы лучше, если бы Харрисон держался подальше от Bache.