class="p1">“Те племена, вместе со всем их оружием, желанием убивать и насиловать, и еще с вертолетом, на котором они пока не научились летать, но вполне могут это сделать, сожрут тебя, дурака, когда все-таки сюда доберутся!”

– Ладно, давай съедим то, что на ужин приготовлено. И снова займемся… наследником.

Под потолком уже не было десятка праздничных ламп, все произошло буднично, рутинно. Говорящий снова, как и вчера, и все дни до этого, лежал рядом, стараясь восстановить дыхание, а Маша – потная и помятая – мечтала о сигарете, которую никогда не пробовала, но знала, что в подобных ситуациях это, вроде бы, помогает.

“Да я ведь и сама хотела ребенка. От него или кого-то другого... Какая разница? Он не глупее прочих. Пожалуй, даже умнее”.

В доме было несколько комнат и, если днем в них можно встретить кого-то из обслуги, то на ночь Говорящего и Машу оставляли одних. Она проснулась оттого, что рядом не чувствовала теплоты его тела, а из соседней комнаты доносились странные звуки. Открыла глаза. Не шевелилась, так же лежала на боку, отвернувшись к стене.

Звуки были похожи на шаги, но слишком частые, будто кто-то опирается не на две, а сразу на четыре конечности. Потом ей послышалось глухое ворчание. Шаги приблизились, кто-то вошел в спальню.

Маша закрыла глаза, хотя ее лица и так не было видно. Она боялась пошевелиться и даже дыхание невольно затаила. Чувствовала, что тот, кто рядом, знает – она живой человек, а не куча тряпья на кровати. Живые люди должны дышать. Но не могла себя заставить!

Кто-то понюхал ее, фыркнул, засеменил к выходу. Шаги затихли в глубине дома. Маша медленно выдохнула, втянула в себя новую порцию воздуха. Больше ничего не доносилось до ее слуха. Можно было подумать, что все это ей приснилось. “Но ведь не приснилось же?!”

Медленно повернулась, чтобы убедиться, что она одна. Говорящего рядом нет. Ушел? Кто же был сейчас в комнате? Ночью в спальне горела только одна тусклая лампа и невозможно было с уверенностью сказать, что в темных углах не притаился кто-то еще. Она опять отвернулась, нащупывая под собой, в соломе, стальной клинок. “На Земле нет крупных животных, кроме тех, что мы с отцом выводили из замороженного генетического материала. Уже не одну сотню лет, как нет. А люди на всех четырех не ходят”.

Сон к ней не приходил до самого утра, до тех пор, пока в окна не заглянул бледный рассвет. Только тогда она забылась недолгой, сбивчивой дремой.

– Отлучался из дома ночью? – спросила она Говорящего с небом, разделяя с ним утреннюю трапезу.

– Просто поднялся раньше.

– Нет, ночью.

– У тебя какое-то беспокойство?

“Беспокойство. Еще какое!” Вслух же спросила иначе:

– И в дом никто не заходил? До рассвета?

Он отложил еду. Посмотрел на девушку сквозь внимательный прищур глаз.

– Никто не заходил. Не из-за чего переживать, это надежное место.

Маша смотрела ему в глаза так же пристально, как и он на нее. Передавала этим взглядом то, что не высказано вслух, но понятно обоим, что объясняло – “я догадываюсь, не надо дурить мне голову”.

Говорящий встал, со скрипом отодвинув стул.

– Ухожу в лес. Не больше, чем на три ночи.

– Зачем?

– По своим надобностям. Когда вернусь, можешь спать в отдельной комнате. Но вечером ты все равно моя, понятно?

Не дожидаясь ответа, он накинул верхнюю одежду и вышел из дома.

– Понятно, – сказала Маша сама себе.

Снегопад, наконец, прекратился. С приходом холодов жизнь в гнезде стала размеренной, неторопливой: запасов хватало, ходить каждый день на охоту или рыбалку не было никакой необходимости. Многие просто сидели по домам, занимались каждый своим ремеслом, возились с детишками. Грешили, радуясь жизни.

Пришедшая открыла дверь на улицу, увидев мужчину, крикнула:

– Босяк, позови Хромого!

Ее личный телохранитель, уже не одну неделю, как отстраненный от тела, явился через несколько минут. Деликатно стряхнув снег с одежды, прошел в комнату.

– Ну?

– Идем ночью к его логову.

– Думаешь, момент подходящий? Он же сам туда ушел.

– Подходящих моментов не бывает, всегда что-то мешать будет. Идти тут недалеко, думаю обернемся до утра.

Хромой уставился в пол, идея ему явно не нравилась.

– Чо там исследовать? Лучше здесь бунт готовить.

– Много ты понимаешь в революциях… Надо мне туда! Вышка связи там. И вообще – я про этого болтуна с облаками всю подноготную должна выяснить. А то, знаешь ли, даже спится плохо.

Охотник хрустнул пальцами, недовольно мотнул головой. Пришедшая старалась перехватить его взгляд, но ей это никак не удавалось.

– Ты что, боишься, что ли?! Боишься туда идти?

Маша встала со стула, достала из дорогого для родоплеменной общины застекленного шкафа зеленую бутылку и две кружки.

– Выпей. Для смелости. Говорящий употребляет, не стесняется. Он убыли не заметит, не переживай!

Хромой не стал отказываться, залпом выпил ягодную настойку. Утер рукавом усы и бороду.

– Я не боюсь. Но на рожон лезть не хочется. Ты ж понятия не имеешь – что там на самом деле.

Маша улыбнулась.

– Вот мы и узнаем.

Днем она заставила себя прилечь, еще немного поспать. Иначе недосып не позволил бы ей отправиться в опасное путешествие. Последние часы перед выходом, в ожидании глубокой ночи, она сидела у окна и раз за разом дышала на него, чтобы снова и снова рисовать на стекле один и тот же ряд цифр, засевший в ее памяти. Иногда сомневалась – правильно ли запомнила, но закрывала глаза и видела перед собой бумажку с теми же цифрами, написанными рукой отца. “Все верно!”

На улице подмораживало. Звездное небо и полная Луна заливали все вокруг призрачным светом. Маше казалось, что теперь-то она знает дорожки и тропы, которыми пользуются обитатели архангельского гнезда, но Хромой каждый раз удивлял ее. Те немногие патрули, что оставались вокруг поселения ночью, он легко обходил. Знал, где снег рыхлый, а где слежавшийся, где нога провалиться может, а в каком месте шагаешь будто по твердой земле.

Вот и полоса из зарослей секвохи, протянувшаяся от вокзала до берега реки. Отсюда до логова рукой подать. Хромой сказал Маше, что они будут обходить кругом, зайдут с той стороны, откуда гостей ждать никто бы не стал.

– Все равно не понимаю, чего ты надеешься увидеть… – ворчал он. – Пока Говорящий там, мы можем только со стороны смотреть. Или думаешь, что