Пока мы шли к столу в дальней части террасы, я старалась ступать так, чтобы стук моих каблуков по деревянному полу совпадал с ритмом льющейся из колонок музыки, – не знаю, чтобы не выделяться, наверное. Не привлекать внимания. Тайно приблизиться, взглянуть краешком глаза и раствориться во тьме. Но у Светки, очевидно, были другие планы, потому что едва мы достигли компании её друзей, как она театрально раскинула руки и громко объявила:

– Вы только посмотрите! Наш скромный ужин почтила своим присутствием столичная элита!

Я на мгновение поморщилась, но протестовать и оспаривать сей нелестный – а он звучал максимально нелестно! – титул не стала, лишь подняла глаза на собравшихся за столом людей: кого-то из них я знала, кого-то видела впервые, а кто-то, самый важный, беззвучно хмыкнул и отвернулся.

В калейдоскопе лиц, плохо освещённых отблесками висящих у двери кафе фонарей и намотанных на перила террасы гирлянд, я нашла Володькино. Заметно заматеревший за последние шесть лет, что я его не видела, он смотрел на меня с жутковатой смесью любопытства и презрения и прижимал к себе миловидную блондинку – вероятно, жену: тётя Агата рассказывала, что Володька давно уже переехал в город, женился, впрягся в ипотеку – в общем, стал совсем взрослым.

– С днём рождения, – проговорила я, несмело улыбнувшись.

– Ну спасибо, – отозвался он ровно, но Светка тут же вмешалась:

– День рождения завтра. А поздравлять заранее – плохая примета.

И прозвучало это так, будто я, я – плохая примета.

Но я пришла сюда не для того, чтобы сломаться под нападками Светки. Поэтому скользнула взглядом за её спину, где виднелась светлая макушка, и напомнила самой себе, ради чего я тут стою под перекрёстным обстрелом, ради чего ловлю обрывки торопливого шёпотка «А кто это?», «Что она сделала?!», «Зачем она припёрлась?», ради чего беру из Светкиных рук телефон, чтобы поделиться обещанным личным контактом.

Потому что не могла не.

Я знала номер Романа наизусть. Однако это не помешало мне мелочно ошибиться в одной цифре – ну, надо же было хоть как-то оправдать сложившийся образ московской гнили – и вернуть телефон с невиннейшей из улыбок.

– Спасибочки, – так же наигранно улыбнулась Светка мне в ответ, беззаботно добавила: – Располагайся, – и уселась на свободное место рядом с Ильёй.

Единственное свободное место за двумя сдвинутыми массивными столами, окружёнными такими же громоздкими деревянными скамьями, на которых гости плотненько расположились – приткнуться некуда. И пока я прикидывала, кого бы попросить чуть-чуть подвинуться, все вдруг загудели, возобновили прерванную беседу, зазвенели бутылками, рассмеялись чему-то, будто специально демонстрируя, что мне действительно тут не рады. Я чужая. Я лишняя.

До тётиного дома – километра три по неосвещённому шоссе. Можно срезать через лес, получится на полкилометра меньше, но у меня каблуки, а в лесу кабаны и прочие чудища. Можно обратиться к официантке – такси тут нет, я знала, но вдруг есть кто-то, кто занимается извозом в частном порядке. Или можно высмотреть за столом тех, кто не пьёт и, вероятно, собирается сесть за руль одной из стоящих на парковке машин, и попросить отвезти меня домой.

А можно взяться за тяжеленный деревянный стул, с трудом, оббивая собственные ноги, приволочь его чуть ли не из противоположного угла террасы и упрямо втиснуться за стол между Светкой и какой-то незнакомой девчонкой. Потому что я ещё не насмотрелась!

Кто-то поставил передо мной бутылку пива, и я покорно взяла её, хотя пиво не любила и никогда не пила, но кривить нос и просить бокал красного сухого казалось неуместным. Повернула крышку, но та не поддалась, и я посмотрела на этикетку – что-то незнакомое, местное, наверное. Попробовала ещё раз – безрезультатно, оглядела стол в поисках открывашки, пробежала глазами по лицам сидящих рядом парней, но все были заняты разговором и на меня внимания не обращали. Попробовала примериться к углу стола – я знала, что если как-то ловко приставить, как-то по-особенному ударить…

Илья протянул руку, забрал у меня бутылку, в одно движение открыл её зажигалкой и вернул обратно, но когда я подняла на него полные благодарности – нежности, ласки и тоски – глаза, он уже на меня не смотрел. Я вздохнула, сделала глоток пива, закашлялась и отставила бутылку.

– Может, тебе фужер принести? – ехидно поинтересовалась Светка. – Из горла недостаточно изысканно?

– Справлюсь как-нибудь, – ответила я.

И принялась отсчитывать минуты до конца.

Мне было холодно – потому что платье из микровельвета с глубоким вырезом предназначалось для похода в ресторан, а не для вечерних посиделок на открытой террасе на берегу северного моря в компании людей, укутанных в ветровки и толстовки, а я ещё зачем-то тенями с блёстками намазалась, как на бал собралась, глупая.

Мне было… голодно – потому что ужин так и не случился, но застрявший в горле ком мешал наброситься на чипсы, орешки, гренки и прочие закуски к пиву, от которых ломился стол.

Мне было одиноко – потому что все обсуждали каких-то знакомых, о которых я никогда не слышала, и какие-то события, свидетельницей которых я не была, рассказывали истории, сути которых я не понимала, и делились новостями, от которых я была бесконечно далека.

А ещё мне было больно – потому что, спрятавшись в уголке, опустив глаза и украдкой наблюдая за Ильёй, я видела рядом с ним Светку. Которая принадлежала этой компании, громко смеялась, веселилась, искрила, но время от времени прижималась к Илье, подхватывала его под локоть, до хруста сжимала рукав кожаной куртки, клала голову ему на плечо, что-то шептала на ухо, и мне ужасно хотелось быть на её месте, пока…

Пока я не поняла, что Илья, меланхолично обрывая этикетку со своей бутылки пива, на Светкины заигрывания абсолютно никак не реагировал. Он не отталкивал её, не уворачивался, но и не тянулся к ней в ответ, словно она была всего лишь, не знаю, кошкой, надоедливо трущейся о его бок, – хотя нет, к кошкам тёти Агаты он и то был более благосклонен. Да даже на меня он сейчас упорноне смотрелс большей страстью, чем на извивающуюся рядом Светку. И я вдруг так отчётливо осознала, что никаких отношений – серьёзных и нерушимых – у них не было, как бы Светка ни пыталась убедить меня – а скорее, себя – в обратном.

Ведь что может быть общего между пряником и ветряной мельницей? А ничего.

– Всё хорошо? – с напускной заботой спросила Светка, заметив улыбку на моём лице, которая сама по себе вылезла, неконтролируемо. – Кольцо не жмёт?

– Не-а, – откликнулась я.

Кто-то предложил сыграть в «Я никогда не»[1], большинством голосов идею поддержали, но в первые раунды я даже толком не вслушивалась: я никогда не ел кошачью еду, я никогда не видел НЛО, я никогда не воровал жвачки из магазина – банальщина. Пока слово не взяла Светка.

– Я никогда не летала на вертолёте, – объявила она и, медленно обведя взглядом всех за столом и убедившись, что её услышали и поняли правильно, повернулась ко мне. – А ты?