Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лавров закурил сигарету:
— Сестра, я в порядке. Подумай о себе.
— Я заметила, что в последнее время ты часто выпиваешь…
Он прервал ее решительным жестом:
— Вот об этом не надо!
Она махнула рукой:
— Наливай!
Выпив за любовь, Броня спросила, глотая слезы:
— Никита, как помочь Павлу понять, что он должен быть со мной?
Лавров едва не поперхнулся:
— А я откуда знаю… Это ваши женские штучки. Как вы там парней охмуряете…
— Ну, с чего начать?
— С главного — с внешнего вида.
— А что не так с моим внешним видом? — обиделась Броня.
Никита замялся:
— Немного лоску никогда не помешает. Приодеться, навести марафет.
— Может, ты предлагаешь мне уподобиться его жене и выглядеть как… — Броня запнулась, подыскивая подходящее убийственное выражение, — гламурная девица? Пустышка?
— Точно! — обрадовался Никита. — Именно так я и хотел сказать! Это всегда беспроигрышный вариант! — Он осекся. — А что, его жена так выглядит? М-м… Тогда это осложняет задачу.
Броня схватилась за голову:
— Неужели ты, мужчина с богатым внутренним миром, запал бы на блондинку в блядском красном халате?!
— Очень может быть, — честно признался Никита. — По крайней мере, картина вырисовывается соблазнительная!
— Кошмар! — сморщилась Броня и от расстройства хлопнула еще водки.
— Ты извини, конечно, за такой вопрос, но скажи — какого черта ты все время в штанах, как парень?
— В джинсах удобно.
— Надо думать не о том, чтобы удобно, а о том, чтобы красиво! Сечешь разницу? Кстати, почему косметикой не пользуешься? Ни одной красавице не помешает подкрасить губы и ресницы.
— Неужели дело только в этом?
— И в этом тоже!
Броня вздохнула.
— Не грусти, сестренка, все будет хорошо, — улыбнулся Никита. — Скоро зима, выпадет снег, заметет все беды.
Она невольно залюбовалась им — какой он красивый… Большие серые глаза, точеный, благородный профиль. Глядя на него, она вспомнила строчку великих стихов: «Чрезмерно узкое его лицо подобно шпаге!»
Броня повторила ее вслух.
— Ты чего? — испугался Никита.
— Ничего. Смотрю на тебя и любуюсь.
— Перестань, я уже плешивый старый дядька, — отшутился Никита. — Слушай, вот чего еще хотел сказать… Ты этого своего парня интеллектом не грузи. Не надо никаких стихов и шпаг… Ты, сестренка, книг перечиталась, а мужчинам не это нужно.
— А что нужно мужчинам?
Он смутился:
— И вообще, подумаешь, любовь! Как будто в жизни нет других смыслов и ценностей!
— Каких, например?
Никита пожал плечами:
— Творчество, самореализация, мало ли…
— Ну да, конечно, тебе легко говорить!
— Почему мне легко говорить? — удивился Лавров.
— Потому что ты состоявшийся человек, с популярностью и талантом.
— Моль давно съела и талант, и популярность!
— Но хоть было что съесть, — улыбнулась Броня. — Между прочим, тебя до сих пор узнают на улицах!
— Ну, когда это было…
— Было. Сама видела. И вообще «свет от погасшей звезды — все еще свет!».
Лавров пожал плечами.
— К тому же ты мужчина. Мужчинам вообще проще со смыслами.
— Единственное, с чем не могу не согласиться, так это с тем, что я мужчина. А мужчины не спорят с женщинами. Ладно, пусть будет по-твоему — у меня все хорошо и замечательно. Талант и популярность. И меня узнают на улицах!
Лавров опрокинул рюмку.
— И почему я не влюбилась в тебя? — вдруг серьезно сказала Броня. — Может, у нас с тобой все бы сложилось. Ты странный, я странная… Мы бы совпали в своей странности.
Она подошла и поцеловала его в небритую щеку.
— Слушай, ты не захмелела, часом?
— Точно. Я совсем пьяная!
Она уселась к нему на колени:
— Надеюсь, ты этим не воспользуешься!
— Можешь не волноваться, — усмехнулся Никита, — у меня к тебе нежные братские чувства или даже отцовские… Хотя ты сногсшибательная девушка!
— Спой мне что-нибудь, — попросила Броня.
Лавров достал гитару.
На следующий день Броня зашла в магазин одежды. Уныло походила среди вешалок, вздохнула — как они эту одежду выбирают! После получасового блуждания по магазину она почувствовала усталость, как после двухчасовой пробежки. Потом схватила первое попавшееся платье и ринулась в примерочную.
Из зеркала на нее взглянула худенькая растерянная девушка в пестром леопардовом платье. Причем растерянная девушка была отдельно, а леопардовое платье отдельно — они не составляли общей истории.
Броня повесила платье на вешалку, натянула джинсы и пошла домой.
Дома задумалась — может, хоть с прической намудрить… Перекраситься? Крендельбобелей каких-нибудь навертеть?
Вместо привычной косы она сделала конский хвост, накрасила губы и пошла к Павлу. Впрочем, на Павла ее ухищрения не произвели никакого впечатления. Он сказал, что очень занят, и ушел, оставив ее в расстроенных чувствах.
Броня кинулась к Лаврову.
— О! Губы накрасила, молодец! — похвалил тот. — И причесалась по-новому. Надо же — хвост, как у лошади, смешно!
— Смешно?! — завыла вдребезги несчастная Броня.
— Красиво! — заверил Лавров.
— А Павел даже не заметил.
— Слушай, а он вообще знает, что ты по нему сохнешь?
Она смутилась:
— Наверное, нет. Хотя, может быть, догадывается…
— Плохо! Лучше сразу внести ясность в отношения. Объясниться.
— И что делать?
Никита почесал в затылке:
— Ну что. Давай, как гений учил, он, поди, знал, что делать. Письмо надо писать. «Евгений Онегин» — классика жанра!
— Я не знаю Пашиной электронной почты! — прорыдала Броня.
— При чем здесь электронная почта? — заворчал Никита. — Надо такое письмо… От руки написанное. И чтобы это… все по полочкам разложить, поняла?
Она писала три дня. Ей казалось, что нужно объяснить все подробно, чтобы Павел прочел и понял. Про то, как долго она ждала любовь, а ее все не было; и про то, что встреча с ним стала наградой за ожидание; а потом еще на трех страницах она разъясняла, почему он должен быть с ней, и на двух, отдельным приложением, о том, как они будут счастливы вместе.