Выровнялись: она впереди, он – чуть позади, чуть выше. Направление задано, остается лишь придерживаться его, спокойно отдавшись полету.

– Ускоряемся!

Это работа мышц, не требующая сложных решений, мозг практически отдыхает. Дать воздуху обнять себя, рассекая его корпусом, опираясь крыльями, и все. Ну и обзорная панорама, конечно. Мало ли кому вздумается обрушиться на них сверху. Или снизу. Или с боков. В общем, сущая ерунда.

Телу – легко. Вокруг – красота, внутри – радость, внизу – зеленое море, впереди – цель. Ты – птица. Ты летишь. Летишь. Летишь! И это не сон.

Полет, как показалось Виталику, длился всего ничего, когда Ирина Андреевна скомандовала:

– Отдыхать!

Угол наклона корпуса изменен, и вот они снижаются на скалы. Только усевшись на камне – непривычное ощущение, словно не хватает длины ног, – Виталик почувствовал, что все-таки устал. И посадка – абсолютно своевременна.

– Не запыхался?

– Нет.

– Молодец.

Виталик разглядывал Ирину Андреевну. До чего же она красива! Как он мог не заметить этого раньше? Благородная посадка головы, тонкий абрис сложенных крыльев, перья цвета стали, белая окантовка на плечах. Но главное не то, как она выглядит. От птицы исходило ощущение дома и в то же время высоты, бесконечности. Как это умещалось в ней одной?

– Не увлекайся!

Виталик понял только одно: он что-то делает не так, нужно исправляться и думать о дальнейшем полете.

– Приготовься к старту!

Он послушался. Миг – и орланы поднялись на крыло. Вместе. Набрали высоту и продолжили путь.

В вышине – облака, но до них не так уж далеко. Солнце смещается все больше влево. Виталик идет хорошо, без резких рывков и провалов. Пожалуй, они управятся за четыре часа.

Большей удачи невозможно представить. А ведь еще сегодня утром казалось, что все безнадежно. Но сейчас вокруг – высота, и она не обманывает. У них все получилось.

Небо впереди потемнело внезапно, температура ощутимо упала. Вода внизу заволновалась.

– Буря. Снижаемся.

Два коротких слова. Но сколько в них!

Они шли так же ровно коридором между все увеличивающимися волнами и густеющей чернотой. Соленые брызги не долетали сюда, но ощущались так явно, будто вода была сразу под животом. Воздушный поток сделался жестким, неподатливым. В него уже невозможно было легко нырнуть, не удавалось распластаться. Оставалось только удерживать корпус, чтоб не завалиться на бок, не просесть, не вздыбиться вертикально, не оказаться перевернутым на спину.

– Держи направление!

И он держал. Старался.

Сверкнула молния – Виталик догадался, что это она. Так близко, что можно дотянуться. Это не то что сидеть дома, глядя из окна. И даже не так, как бывает, если выбежишь под ливень. Грохот! А вот и он. Ливень.

– Плотнее перья!

Он послушался.

Дождь не переставал. Ветер усиливался. Волны внизу росли. Небо вверху стало еще чернее.

Сердце не попадало в ритм.

– Тянем до отмели.

Что даст отмель с единственной скалой, на которую сейчас обрушивается один водяной шквал за другим? Неважно. Важна цель. Долететь.

Еще метры. Еще струи воды. Потоки ветра. Блеск разрядов природного электричества. «Почему я так странно думаю о молнии?» Страха не было. Была необходимость выжить.

– Снижаемся в воду.

Это отмель. Здесь волны меньше, и дождь, кажется, чуть поутих, но все равно очень сложно сесть в волну, не потеряв равновесие.

– Держи корпус! Держи! Нет.

Виталика накрыло с головой, и он решил уже – все. Но вода тут же отхлынула, и удалось выровнять туловище.

– Так.

«Да, так» или «нет, не так». Вот и все мысли орлана. А чего больше? Либо ты делаешь правильно – и живешь, либо неправильно – и умираешь. У птиц все просто. Это люди заморачиваются лишним выбором.

Виталик и Ирина Андреевна удерживались на плаву. Это реально для орланов, но недолго. Если перья промокнут окончательно, выбраться будет почти невозможно.

Довериться волнам, позволить себя увлечь – до некоторого предела. Только чтобы отдохнуть, но не погрузиться в пучину. Впрочем, здесь мелко. Но когда буря стихнет, надо будет высушить перья и взлететь. Потом. Это потом.

А сейчас мы просто отдаем себя на милость стихии.

Аня

Когда Арт спросил, что я предпочитаю: нормально поужинать или попытаться сегодня же найти информацию о моем брате, конечно, я выбрала второе. Подумаешь, не поем один раз, стройнее буду.

Мы втроем возвращались на маяк: Арт, я и гитара в чехле. Елка осталась у дедушки.

– Как она это делает, а?

– Ты про двери? – Арт наморщил нос. – Не знаю. Даже отец толком не может объяснить.

– И она может в любом-любом месте оказаться, где захочет?

– Не в любом. И на той стороне кто-то должен ждать. Не расспрашивай, как-нибудь сама увидишь. Это легче увидеть, чем объяснить.

Я задумалась, вспоминая, как когда-то вошла в Город-за-воротами. Меня ведь там тоже ждали.

– Завтра придется в школу идти, чтоб пожрать, – заявил Арт. – У матери как раз завтра зарплата, но это вечером, а я тоже весь пустой. Раньше можно было в порту подработать грузчиком, а теперь почти везде автоматика. Остается только гитара.

– А ты всегда у метро играешь?

– Нет, не только. В разных местах. И лучше всего – после концерта. Но сегодня эта возможность пропадает. Раз в модуль полезем, – тише прибавил он.

– Ой. Так ты из-за меня…

– Да ладно, – махнул рукой Арт. – Чем быстрее найдем твоего брата, тем лучше. Завтра я тебя в школу возьму, там половину народа в лицо никто не знает. Придется на уроках сидеть, зато поешь. В начале года прокатит без карты. Скажем, что тебе четырнадцать, и новая еще не готова.

– Как это «в лицо не знает»? Почему?

– Очень часто ходят, – хохотнул Арт. – А учителей с этого года много других, они никого еще не запомнили. Вот если весной, то да. Вычислят чужого сразу и лишат счастливой возможности слопать полтарелки слипшейся каши с киселем.

Арт разговорился, даже непривычно было. Так незаметно и дошли до маяка.

– Делаем вот как, – стал объяснять Арт. – Проникаем в модуль, заходим в главный компьютер, и там…