— Последняя война была тридцать лет назад! — Мада засмеялась и придвинулась к Сульгу ближе, касаясь его плечом. — Он, наверное, был тогда еще ребенком!

— Тридцать два, — поправил Сульг. — И Доршата с тех пop не воюет. Так, стычки на границах… О последней войне только рассказы старых воинов слышал.

— Должно быть, интересно услышать все из первых уст, а то менестрели вечно все переврут, — согласно кивнула бабка. — Что ж они рассказывают… Джанак?

Сульг пожал плечами.

— Разное, — неохотно сказал он.

У него не было никакого желания говорить со старухой-скинхой про кадгарскую битву. Но против воли тут же всплыл в памяти далекий летний день, жаркий уже с утра, запах нагретой на солнце травы, громкий стрекот кузнечиков, раскаленный воздух, превратившийся над холмами в прозрачное марево. Плыли над травой кадгарские лучники на поджарых степных лошадях, в непривычных глазу легких кольчугах в виде халатов, в островерхих шлемах с хвостами. Пестро оперенные стрелы разом взвились в воздух, осыпавшись с неба смертоносным дождем, глубоко вонзаясь в подставленные щиты: лучники пытались выманить норлоков с возвышенности на равнину.

Сульг, знакомый с тактикой кочевников по прошлой войне, ждал, стиснув зубы: теперь последует конная атака, стремительная и яростная, как весенняя гроза. Лавы будут следовать одна за другой, ослабляя и выматывая противника, пока, наконец, не настанет черед вступить в бой тяжелой коннице Кадгара — и эта атака станет решающей. Внезапно лучники пропали, сгинув меж зеленых холмов. Показались ряды всадников, спокойно выстраивающихся боевым порядком, в их страшном неторопливом спокойствии угадывалась зловещая уверенность в победе.

Мгновение — и две лавины понеслись навстречу друг другу, обгоняя горячий ветер.

Мада прерывисто вздохнула. Она сидела на ступеньке веранды, подперев рукой горячую щеку, и не сводила глаз с гостя. Во взгляде ее читалось жадное нетерпение.

Старуха взглянула на внучку, еле заметно усмехнулась и снова принялась сматывать распутанные нитки в клубок.

— Унеси-ка молоко в погреб, пока не прокисло, — велела Кейрана. — Да окошко там закрой, кот вчера опять сливок обожрался. И как не треснет…

Мада не посмела ослушаться бабку — неохотно поднялась и пошла во двор, покачивая бедрами, — чувствовала на себе чужой взгляд.

Внезапно за калиткой послышались громкие голоса. Сульг потянулся за ножом для лучины, воткнутым в пол рядом с перилами, и незаметно передвинул ременную петлю на заспинных ножнах, в которых покоился невидимый Меч Фиренца. Теперь, чтобы выхватить клинок, хватит и мгновения. Он подобрал с земли палочку и принялся ее выстругивать. Голоса приближались. «Четверо», — отметил про себя Сульг.

— Соседи возвращаются, — как бы между прочим пояснила бабка. — Навеселе… ну да на то он и праздник. — Она бросила в корзину клубок и потянулась за мотком пряжи. — Так как, говоришь, зовут тебя?

— Джанак, — спокойно ответил он. — Я из охраны каравана, прибыл сегодня утром.

Старуха глянула блестящими черными глазами и кивнула:

— Хорошо, Джанак. — Она помолчала, встряхнула моток с пряжей и добавила вполголоса: — Можешь называться любым именем, каким хочешь.

Сульг отбросил палочку и воткнул нож в доски крыльца.

— А что тебя не устраивает? — тихо спросил он.

Старая скинха бесстрашно встретила взгляд ледяных глаз.

— Ты норлок, — проговорила она тихо. — А я никогда не слышала, чтобы норлоки вербовались в охрану кадгарских караванов.

Нож, закрепленный на правой руке Сульга, скользнул в ладонь. Норлок бросил короткий взгляд во двор: Мада загоняла в сарай кур. Старуха и внучка — этих двоих никто не хватится до утра…

Кейрана усмехнулась.

— Погоди, не торопись убивать меня, — сказала она. — Послушай, что я скажу. Я — скинха. Дела, которые творятся в городе, меня не касаются.

— Думаешь, этого достаточно, чтобы остаться живой? — процедил Сульг.

Кейрана надменно вскинула голову:

— Скинхи не выдают гостей своего дома! Мы умеем держать язык на привязи. И ты, норлок, это знаешь!

Сульг помедлил, потом еле заметно кивнул: законы гостеприимства для скинхов были святы. Однако убирать кинжал он не торопился.

— Как ты догадалась?

Старуха завозилась в неудобном кресле.

— Я видела норлоков. — проговорила она. — Помню их.

— Была в Доршате?

— В Акриме, во время битвы с Кадгаром. — Кейрана откинулась на жесткую заскрипевшую спинку. — Тридцать лет назад. Мне тогда только стукнуло сорок, у меня было пятеро детей. Троих из них кадгарцы убили. И моего мужа и брата… да почти всех наших… Их лучники стреляли в нас, безоружных, ведь скинхи — не воины, хотя наши мужчины умеют держать оружие в руках. Те, кто уцелел, прятались вместе с местными жителями в камышах, возле реки… пока кто-то из кадгарцев не догадался поджечь сухие заросли. За камышами было маленькое болото, два дня я стояла там по горло в воде вместе с другими женщинами… Эти два дня показались нам вечностью… А потом в Акрим подошли воины Серого Замка.

Старуха снова потянула нитку пряжи. Лицо ее было задумчивым.

— После того как они отбросили кадгарцев, в городе все говорили о Сульге и его норлоках.

Кейрана кинула моток красной шерсти в корзину, стянула с табурета вязаную шаль, укуталась поверх одеяла и вздохнула.

— Ты не хотел сейчас вспоминать об этой битве. — Она кивнула. — Но когда говорил, то рассказывал так, словно видел все своими глазами. Наверное, так оно и есть… — пробормотала она. — Если бы кадгарцы не уничтожили тогда наш род, я никогда бы не стала оседлой. Мне не по сердцу жить, как курица в курятнике. Но тогда, с двумя младенцами… куда мне было деваться? — В голосе старухи звучала горечь. — Пока я добралась до Брера, один из малышей умер…

Она стиснула руки под шалью, вздохнула, отгоняя невеселые воспоминания, и снова взглянула на Сульга, прямо и твердо.

— Ты можешь меня не опасаться, норлок. Знаю, вы людям не доверяете, но я и не прошу о доверии. Не бойся нас. Норлоки не обращаются за помощью к людям, а тебе пришлось. Ты ведь не случайно оказался на пути у моей внучки? По губам старухи скользнула быстрая усмешка. — Соседка, что приносила молоко, говорила, что город перевернули вверх дном, кого-то ищут. Но мне нет до этого дела, — повторила она. — Кого бы ни искали стражники, сюда, в наш дом, они не заглянут.

Сульг колебался, не спуская с нее глаз.

— Скажи своей внучке — пусть не болтает, что у вас кто-то ночевал. Солдаты церемониться с вами не станут.

Скинха кивнула:

— Хочешь сменить одежду? Ты не очень-то похож на тех, кто охраняет караваны. Дорогой плащ, серебряная застежка с эмалью — вряд ли это по карману простому воину. Да и руки у тебя слишком холеные для наемника. Они, конечно, привыкли к мечу. — Старуха отважно взяла норлока за руку, перевернула ладонью вверх и провела пальцем по мозолям. — Но, думаю, тебе не приходится зарабатывать им на жизнь. Поищу кое-какие вещи… остались от мужа внучки, он был рыбаком, утонул три года назад. Туда ему и дорога, к слову сказать… терпеть не могу мужчин, у которых в жилах вода вместо крови! Ютин был пониже тебя ростом, но в плечах чуть шире… Его плащ тебе впору придется.