Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Следствием апроприации феминистками гинекологического зеркала стало желание женщин изучать свое тело — в надежде преодолеть отвращение или стыд перед вагиной, прежде скрываемой или «гадкой». Адрианна Сэллей так описывала встречу своей группы в австралийском Сиднее:
Мы сняли трусы и легли, сжимая зеркала, на пол, в круг, ногами к центру. Я до сих пор помню запах нового ковра, ощущение подушки под спиной и ту серьезность, с которой мы подошли к изучению своей биологической особенности, а также первоклассный набор зеркал: ручные с длинными изящными рукоятками, выпуклые увеличительные (!) стекла, карманные зеркальца без оправы, крошечные от тюбиков с помадой, мое золотое зеркальце. Сначала мы с очень серьезными лицами разглядывали себя, держа зеркала… и направляя их на наши ни о чем не подозревающие вагины.
Потом, однако ж,
торжественность момента была нарушена. Кто-то увидел в зеркало наши мотающиеся в воздухе ноги, и раскрасневшиеся лица, и спущенные трусы, и скоро все мы смеялись над своими позами, открытиями и испытываемым удовольствием[160].
Особое внимание к процессу самопознания позволило женщинам изменить взгляд на собственное тело и полюбить его. Кроме того, это способствовало и освобождению женщин от иерархически организованной медицины, в которой доминировали мужчины. Так гинекологическое зеркало стало символом возвращения себе прав и возможностей в медицинской сфере. Это отражено в рисунке, напечатанном в 1973 году Sister, изданием Лос-Анджелесского женского центра. Чудо-женщина, отняв у трепещущего врача гинекологическое зеркало, заявляет: «Со своим зеркалом я сильна! Я могу бороться!» Однако, по мнению философа и феминистки Донны Харауэй, выбор Чудо-женщины указывает на «белый» этноцентризм и недостаточное внимание к более общим вопросам охраны здоровья. Гинекологическое зеркало, считает Харауэй, — это визуальная технология, создающая угрозу воспроизведения колониального взгляда и его инвазивных технологий. «Присвоение» женского тела (пусть и с помощью гинекологического зеркала, которое держит сама женщина) подобно многовековому присвоению завоевателями земель «туземцев» и их тел. По мысли Харауэй, гинекологическое зеркало может служить феминистской технологией и в наши дни, но для начала его следует переосмыслить не в качестве объекта, а как способ увидеть картину целиком. Харауэй утверждает, что эта картина охватывает не только относительно привилегированных женщин из групп взаимопомощи в странах глобального Севера, но и женщин из числа малоимущего населения планеты, которым недостает и репродуктивных прав, и доступа к основным медуслугам. Таким образом, гинекологическое зеркало может не просто быть вещью, а стать способом «выработать политику, ориентированную на свободу и справедливость». Это, по мнению Харауэй, представляет новый «правозащитный» подход для феминистских движений[161].
Философ убедительно изобразила неравный доступ к медицинским услугам, цену вредных условий труда и отсутствия медобслуживания, от чего страдали в основном небелые женщины как глобального Севера, так и глобального Юга. Впрочем, взгляд Харауэй на деятельность феминисток в медицинской сфере, возможно, слишком пессимистичен. Во многом он обусловлен отношением указанных ею групп: иммигранток, женщин без средств, без страховки, без документов. Женские организации были теми площадками, на которых широко обсуждались материальные нужды, касающиеся тела и здоровья, и часто демонстрировалось глубокое понимание того, как глобальные структуры участвуют в распределении услуг здравоохранения. Публикация в 1970-х годах в Бостоне медицинского справочника «Наши тела, мы сами» (Our Bodies, Ourselves), который распространился по всему миру, стала важнейшим аспектом феминистской деятельности в сфере здравоохранения. Книга, переведенная (по данным Кэти Дэвис) на многие языки и изданная в разнообразных форматах, позволила феминисткам адаптировать свою деятельность к различным условиям[162]. Дэвис утверждает, что, несмотря на американское происхождение авторов справочника, женщины из других стран не усматривают в нем проявлений «культурного империализма», однако перерабатывают книгу с учетом знаний местных жительниц.
Так, авторы болгарского перевода (2001) предпочли подчеркнуть расширение прав женщин на свое тело. В 1989 году Болгария отошла от социалистической модели, и в связи с особым политическим контекстом у переводчиков не возникло особого желания делать акцент на группах и сообществах. В болгарском издании прямо и открыто рассказывается об аборте, что отражает законный, непротиворечивый статус этой процедуры, а заглавие «Нашето тяло, ние самите. Книга от жени за жените» («Наше тело, мы сами. Книга, написанная женщинами и для женщин») подчеркивает индивидуалистический подход{7}. Переводчики из Латинской Америки, напротив, предпочли подчеркнуть связь женского здоровья с семьей, здравоохранением, традиционным целительством и общинами. Очень отличающиеся друг от друга издания с разными иллюстрациями, отзывами и акцентами превратили этот справочник в «феминистский» объект, соединяющий разные регионы планеты и в то же время отвечающий сугубо местным задачам. Так, в Болгарии термин «феминизм» не пользовался популярностью у женщин из-за коннотаций с коллективистской марксистско-ленинской пропагандой. Тогда как для латиноамериканских изданий оказался неприемлемым термин auto ayuda (самопомощь). Кубинский редактор объяснил это тем, что
никто не заботится о себе сам… Ваши связи и отношения — вот что делает вас здоровыми, и именно из них вы получаете все, что делает вас здоровым, в том числе дает энергию для коллективных действий — а это составная часть здоровья[163].
Решимость противостоять принуждению и коммерциализации женских тел привела к изобретению некоторых «феминистских вещей». Активистка Сюзанна Гэннон вспоминала, каким «потрясным» открытием стала для нее, в 1970-х годах студентки университета в Мельбурне, возможность изготавливать гигиенические тампоны из морских губок и хлопчатобумажной ткани. Феминистки давно протестуют против затрат, которые несут женщины из-за менструации, особенно из-за налогов на средства женской гигиены.
В феминистских маршах в Австралии участвовали «менструальные мстительницы» в красных головных уборах, а в государственных учреждениях Канберры активистки носили футболки с предостережением законодателям: «Я кровоточу — и голосую»[164]. Тампоны, если они доступны, избавляют женщин от неудобных прокладок и тряпок. Они дают больше свободы движений, позволяют не прерывать посещение школы и контролировать менструальный цикл. Английский журнал Spare Rib рассказал в 1980 году о страданиях китаянок, пользующихся в гигиенических целях «грубой оберточной бумагой».