Я посмотрел на ее прекрасное, открытое лицо, и ее простые слова резонировали в моем сердце.

– Да, так и есть.

– Почему он так суров с тобой? – поинтересовалась она. – Тебе тяжелее, чем Джоне?

– Определенно нет. Я никогда не обижался на брата за это. Даже когда мы были детьми. Он заступался за меня, но никогда не жалел. Я никогда не смогу возненавидеть его. Или ревновать к нему…

Боль, которую я так долго копил внутри, грозила выплеснуться наружу. Но я держал крышку плотно закрытой.

– Отец никогда не одобрял моего увлечения и никогда не одобрит. Я должен привыкнуть к этому или забыть. Если бы не мама, я бы свалил из Вегаса и открыл магазин где-нибудь в другом месте.

– О, неужели? Я даже представляю, в каком городе пригодились бы твои таланты, – поддразнила Кейси, а затем взмахнула руками, как будто могла рассеять эти слова, как дым. – Нет, ты нужен Беверли. И я думаю, что до Генри можно достучаться. Я чувствую, что он способен прийти в себя.

– С чего ты решила?

– Я сравниваю его со своим отцом. – Она откинулась на подушки. – Мы с ним – безнадежное дело. Я думаю, что и с мамой нас постигнет та же участь. С каждым днем, когда мы разговариваем, ей легче меня отпускать.

– Отпустить тебя ради чего? Почему он оборвал все связи с тобой? Почему так долго был полным мудаком по отношению к тебе и почему она с этим соглашается?

Кейси пожала плечами.

– Даже не знаю. Я чувствую, что мать не рассказывает мне чего-то об отце. Когда я была ребенком и жила дома, он не мог спокойно смотреть на меня. Как будто у него болели глаза. А иногда я ловила на себе мамин взгляд, словно на старую фотографию. В нем читалась ностальгия. – Она покачала головой. – Знаю, что это не имеет смысла, но я чувствовала эти вибрации от нее. Как будто она скучала по мне… хотя я все время находилась рядом.

– Может быть, она чувствовала себя дерьмово из-за того, что не вступилась за тебя, – предположил я.

– Возможно. – Она слабо улыбнулась и повернулась ко мне лицом. – Мы с тобой очень похожи, Тедди.

Я уставился в телевизор, где шел фильм, который никто не смотрел. Бабби как раз пыталась выучить шаги первого танца с Джонни, нервничала и запиналась.

– У нас обоих есть родители, которым мы не можем угодить, – заключил я.

– Да.

– И мы оба скучаем по Джоне.

– Боже, да. Тоска накатывает волнами. Непредсказуемо. Она могла подстеречь, когда я с друзьями в Новом Орлеане или когда записывала альбом… О боже. Я пела один трек и думала: «Мне становится легче. Нам выпало так мало времени вместе, но взамен того, чтобы чувствовать себя плохо, потому что все закончилось, я просто счастлива, что это было. Как будто мое сердце все-таки исцелилось». А потом я полностью испортила следующий трек хнычущим уродливым криком и подумала: «Я никогда не смогу пережить это. Никогда не сдержу данное ему обещание».

Я мотнул головой в ее сторону.

– Какое обещание?

Ее голубые глаза блестели, как сапфир.

– В самом конце он добивался обещаний. Помнишь?

– Я помню, – тихо подтвердил я.

С душераздирающей улыбкой Кейси опустила взгляд на одеяло.

– Я пообещала полюбить кого-то другого.

Сердце едва не выпрыгнуло из груди, и кровь прилила к ушам. Наши обещания сплелись воедино в моем сознании. В моем проклятом сердце.

– Я согласилась, – тихо произнесла она, – сказала «да». Я не хотела этого делать и не имела это в виду на самом деле. Казалось, что это невозможно. Но он устал… – Слезы снова подступили к горлу, отчего ее голос зазвучал слабее и тише. – Он очень устал. А когда получил обещание, он был счастлив.

Во мне кипели тысячи разных эмоций. Мои внутренности скрутило, будто я поел, а потом прыгнул на американские горки.

Он просил ее полюбить.

Он просил меня любить ее.

Какого хрена, Джона?

Кейси вытерла лицо о наволочку.

– Я надеюсь, что когда-нибудь обещание перестанет казаться таким невозможным. Хочу я этого или нет… в конце концов, он был счастлив. Это все, что имеет значение, – она подняла на меня глаза, – разве не так?

– Да, – хрипло подтвердил я, и уже громче добавил: – Да, это самое главное.

Она погрузилась в фильм, а я тупо смотрел в телевизор. Потерялся в своих мыслях, не в силах постичь величину сердца своего брата. Человека, который в момент прощания попросил любовь всей своей жизни полюбить кого-то еще.

А своего брата – любить ее…

Фильм закончился. Кейси заснула. Я выскользнул из кровати, на которой лежал, надел ботинки, схватил пиджак и галстук. Дверь скрипнула, как чертова гиена, но Кейси только пошевелилась и продолжала спать. Я плотно закрыл ее, убедившись, что она заперта за мной.

В безмолвном коридоре, ведущем в мою комнату, наши обещания – мои и Кейси – снова соединились в моем сознании, кружась и кружась, как танцоры на свадьбе.

Я вернулась домой, в мокрый и дождливый Новый Орлеан. Едва внесла чемодан в гостиную и сбросила куртку, как услышала, что меня зовет Ивонна. Я отправилась на кухню и распахнула окно.

– Это пришло тебе позавчера.

Соседка через небольшое расстояние между нашими домами перебросила маленький плоский квадратный пакет, завернутый в коричневую бумагу. Дождь лил как из ведра, и я едва успела спасти его.

– Спасибо, Ивонна. – От осознания, что это компакт-диск, у меня екнуло сердце.

– Как прошла свадьба? – поинтересовалась она, не обращая внимания на легкий дождь, барабанящий по нашим крышам.

– Было здорово, но я рада, что вернулась домой.

– Я тоже рада, что ты вернулась, малышка, – призналась она. – Приходи завтра на чай с булочками и расскажи мне все.

– Договорились.

В гостиной я села на диван, вертя небольшой сверток в руках. На лицевой стороне была нацарапана небольшая записка:

Это лучше, чем ты можешь себе представить!!!

Я такой уверенности не испытывала. Для Гранта и Фиби это был инди-альбом, который мы надеялись продать в нескольких экземплярах. Для меня же он представлял собой выраженную словами и музыкой историю любви – моей и Джоны – от начала и до конца.

Я отнесла диск в спальню и положила его на кровать рядом с шаром-вселенной.

– Это была прекрасная церемония, – поведала я, снимая джинсы и черную шелковую блузку. – Ты бы видел Дену. Она вся сияла. А Оскар выглядел напуганным до смерти, но и безумно влюбленным. А Тедди…