— Насколько я знаю Фому, сделать это будет сложно, — проворчал Сергей.

— Ты знаешь Фому? — с неподдельным ужасом в голосе спросил Лешка и даже отпрянул от Резенкова. — Так ты, что… от него сюда прислан, да?

— Что ты мелешь! Ни от кого я никуда не прислан, я сам по себе. А с Фомой мне довелось в колонии познакомиться. Сидел я с ним, понимаешь. Сидел, и все! Нет у меня с ним никаких дел.

— Это правда, Серега? Поклянись!

— Да иди ты! Со своими клятвами… я привык, что мне на слово верят, а с уголовниками у меня никогда ничего общего вообще не было. Я же тебе рассказывал, как на зону загремел.

— Ладно, не злись, — попросил Лешка. — Это я со страху… Так что мне теперь делать, а?

— Лучше всего в полицию идти и сдаваться!

— Да! А забыл про поручения, которые я выполнял? Если я их вложу, они меня «утопят», обязательно накапают, что я имел отношение к преступной деятельности. И посадят меня! Хоть ненадолго, а посадят. И уж я-то точно оттуда не выйду!

— Пожалуй, ты прав, — согласился Сергей. — В полицию тебе в самом деле идти не стоит. Потом придется, но это когда вся подноготная Хохла и его дружков наружу вылезет. И Магомедов всяких тоже. А раньше нельзя! Тебе исчезнуть надо на время. Лучше, чтобы тебя мертвым посчитали и перестали искать.

— А как же это…

— Слушай, а тело Зимана все еще у тебя в доме лежит?

— Наверное, — поежился Лешка. — Я еще и дверь на навесной замок запер.

— А это зачем?

— Не знаю, по привычке и с перепугу.

— Ключ с тобой?

— Вот, — Лешка выудил из переднего кармана джинсов ключ и показал Сергею. — А зачем? Ты что-нибудь придумал?

— Лешка, у тебя дом застрахован?

— Дом? А при чем тут дом? Ну, застрахован, бабка платила страховку, а потом я платил. Я как в наследство вступил, так страховой договор и переделали на меня. А что?

— Придется домом пожертвовать. Потом мы с серьезными людьми посоветуемся и решим, как со страховой компанией развязываться будем, а пока иного выхода я не вижу. Надо поджечь твой дом. Понимаешь, дом сгорел, а в нем обгоревшее тело, по возрасту примерно подходит твоему. Если родственников у тебя близких нет, то и генетическую экспертизу не проведешь. А я думаю, что из-за тебя никто и заморачиваться не будет. Дело быстро закроют.

— А потом?

— А потом видно будет. Но я обещаю, что помогу тебе с документами, есть у меня приличные люди, которые согласятся помочь. Не волнуйся, не пропадешь!

— А где же я буду жить… в смысле, прятаться?

— Тебя Хохол поставил за мной присматривать? Значит, на связь со мной не подумают. Усек? Здесь будешь прятаться, у меня?

— У тебя под лежанкой задохнуться от пыли можно.

— Глупый, зачем тебе под лежанкой прятаться? Ты помнишь, как я себе эту комнату из старой бытовки переоборудовал, когда договорились, что могу тут жить? Забыл уже! Вот эта стена, которую я сколотил, примыкает к капитальной кирпичной стене. Там еще коммуникации всякие проходят. Я тогда решил, что чем красить трубы и всякую гадость выгребать, полы бетонировать, лучше я комнату на метр убавлю, и все. Пахнет там немного, да трубы журчат все время, а так… пару досок оторвем, а потом назад наживим. Лежанку там тебе устроим, а я буду тебе туда еду и воду передавать. Потерпишь пару недель, а там видно будет.

— Ты думаешь, за пару недель что-то изменится?

— Ты же сам говорил, что кое-кто считает, будто Фома из зоны не вернется. Раз так считают, то, значит, приняли какие-то меры. А Фома человек непростой, его угробить сложно. Вот я и думаю: либо Магомед уберет Фому и все устаканится само собой, либо Фома их всех порешит, тогда ты окажешься «на коне» и героем в его глазах.

— А как все устаканится, если они Фому убьют?

— Тогда я помогу все устаканить, — пообещал Сергей. — Не век же тебе в бегах быть! Да и мне нормальной жизни хочется. А то с одной стороны Магомеды с Хохлами, с другой — полиция. Так долго не протянешь, это уж я знаю.

Когда Резенков шел по ночным улицам, стараясь держаться темных участков, откуда-то всплыл гаденький внутренний голос, который стал нашептывать ему, что он дурак. Голосок был навязчивый, и Сергей боялся, что доводы второго «я» могут победить во внутренней борьбе, которая стала в нем постепенно происходить.

— Ты мало нахлебался горя в этой жизни? — спрашивал голос заботливым тоном. — Тебе мало унижений тех допросов, обвинений, суда, колонии? Тебе мало вот этой новой жизни, в которой тебя все презирают? Остановись, дурак, зачем ты лезешь в чужие дела?

— Заткнись! — рявкнул Сергей мысленно на свой внутренний голос. — Мало того, что люди меня презирают, так ты хочешь, чтобы я сам себя начал презирать?

— Стыд не дым — глаза не выест, — со знанием дела шептал голос.

— Еще как выест! От стыда приличные люди стрелялись во все времена.

— Ой, не смеши! Это каким же надо быть идиотом, чтобы застрелиться из-за стыда?

— Надо быть порядочным человеком. Надо совесть иметь, а не гаденький внутренний голос.

Внутри второе «я» временно замолчало.

— Что, обиделось? — со злорадством сказал Сергей. — Всегда ты проигрываешь, когда на арену выходит совесть.

Совесть совестью, но на какой-то миг мысли метнулись и попытались обрисовать его же, Сергея, ближайшее будущее. Ничего хорошего там не высвечивалось. Тогда Резенков попытался думать о Лешке, но его мысли упрямо переходили на Зимана, который лежал в пустом доме. А Сергей собирался сотворить кощунство над телом.

И сразу накатила злость, да такая, что скулы свело судорогой. Это же все из-за этих гадов, которые норовят хозяевами жизни стать! Дай им волю, они весь мир превратят вот в такое же дерьмо. Все эти Хохлы, Магомеды, Фомы и кто там еще есть! Они ведь с крепкими мужиками не связываются, а норовят до пацанов добраться. Кого они в свои «шестерки» вербуют, кого заманивают красотами и удовольствиями воровской жизни? Пацанов! Для них они придумали понятия и законы, которые сами же нарушают. Им они продают наркотики, их они приучают курить травку, колоться, нюхать. Обидно, что они на подрастающее поколение посягают.

Сергей вспомнил себя в свои восемнадцать, вспомнил армию, друзей. Вспомнил он и контрактную службу, боевых товарищей, кровь и потери. Это были такие разные, полярно противоположные стороны жизни, они так не вязались вместе, что хотелось кого-нибудь убить. И в это мгновение Сергею очень захотелось помочь Лешке, наделать уголовникам таких проблем, от которых им тошно станет!

Вот и дом Лешки темнеет в конце переулка. Резенков остановился и долго прислушивался. Странно, даже собак не слышно. Потом он подумал, что это хорошо, значит, никого чужих рядом нет, а то бы местные собаки уже давно начали свой «концерт». Он сделал несколько осторожных шагов в сторону своей цели, и тут ночную тишину нарушил глухой и заунывный собачий вой. Сергея даже передернуло. Ему почему-то подумалось, что собака в чьем-то дворе воет, потому что чувствует рядом смерть, чувствует мертвое тело.