- Присядь. Что случилось?

- Все в порядке, Роман Дмитриевич, спасибо, - а сама, в противовес словам, шмыгает носом.

Не люблю женских слез, никто их не любит. Но и в ступор не впадаю, естественно.

Ксюша – нормальный работник. Звезд с неба не хватает, но работу свою делает хорошо. По нынешним временам это – ценность большая.

- Рассказывай давай. Могу помочь?

Она молчит, вздыхает.

- Да как вы поможете, Роман Дмитриевич? Это личное. - Прячет глаза.

- Поссорилась, что ли?

- Да.

Я думаю. Расспрашивать причины ссоры бессмысленно. Да и времени нет. И она – не работник сегодня.

- Отгул?

- Нет, спасибо.

- Ну тогда просто иди прогуляйся. Или выпей чего-нибудь. Если ничего серьезного, то само разрулится. Поверь мне.

- Не разрулится! – она неожиданно повышает голос и сердито шмыгает. А потом поднимает на меня мокрый отчаянный взгляд.

- Я не хотела, вот честно, Роман Дмитриевич. Никогда не думала. И сейчас очень боюсь, что вы подумаете, что я… Простите меня!

А вот это уже интересно.

Встаю, иду к мягкой зоне, наливаю коньяк себе и ей. Щедро.

Ставлю.

- Давай. Пей и рассказывай.

Пока пьет, смотрю на нее и старательно давлю в себе ощущение надвигающегося… Ну да, пиздеца. Нет других слов. Другие степень не выражают. Понимаю, что сейчас что-то услышу.

Интересное.

Потому что когда тебе, человеку при должности и с перспективами роста, твой личный помощник, посвященный в восемьдесят процентов твоей работы, говорит «простите», это может значить только одно. Пиздец, да.

С трудом сдерживаюсь, чтоб не набрать безопаснику. Потом он ее потрясет, как следует. После меня уже.

Включаю диктофон.

- Простите, пожалуйста. Роман Дмитриевич, простите…

Она уже бахнула коньяк, и я сразу обновляю. В этот раз дозу поменьше. Ей еще с безопасником разговаривать, должна быть в адеквате.

- Понимаете… Роман Дмитриевич… Вы знаете мою ситуацию… Ну про мою личную жизнь… Предпочтения, то есть…

- Ты – лесбиянка, - прерываю я поток бессвязностей, - знаю. И что?

- Дело в том, что у нас… Сложно найти себе человека… Понимаете?

- Ну да, не столица.

- Вот-вот… Поэтому Валя… Мы с ней полтора года встречаемся. Я думала, что она – то, что мне надо, я влюбилась, понимаете? И мне до сих пор… И в голове не укладывается… Никак… И что делать, не знаю…

- Так, успокойся давай, и по порядку.

Она выпивает еще коньяка, и по порозовевшим щекам понятно, что немного приходит в себя.

И рассказывает потрясающую по своей пошлости и гадости историю.

Ее подружка, с которой она встречается уже полтора года, оказывается, не за красивые Ксюшины глаза с ней. Совсем нет. А за ее теплое место. Рядом со мной. Засланный казачок, короче говоря.

И очень ей интересно все, что я делаю на рабочем месте. Настолько, что она, оказывается, давно знает пароль от ноута Ксюши. Личного. На котором она иногда выполняет кое-какую работу, которую не успевает на рабочем месте. Хотя протокол знает и знает, что выносить какие-либо документы за пределы приемной запрещено. И даже необходимый тренинг раз в год у безопасника проходит, как и многие сотрудники мэрии, имеющие специальный допуск.

Подружка знает пароль не только от ноута, но и от личного телефона. И стоит на этом личном телефоне специальная программка, которая все звонки расшифровывает и пересылает туда, куда надо.

Узнала эту потрясающую новость Ксюша вчера вечером, чисто случайно, банально застукав подружку за изучением доков на ее ноуте.

Был скандал, дикий и грязный.

И там-то все и выяснилось.

Валя не сказала, на кого работает, но это, в принципе, уже дело техники. У нас тут не Москва, кандидатур не особо много. И все на виду.

Порадовавшись тому, что не имею привычки складывать все яйца в одну корзину, то есть не мешаю кислое с твердым, я прикуриваю и интересуюсь:

- Мне собиралась сказать?

- Нет…

- Почему?

- Она… Она сказала, если расскажу, она мои фото… Интимные… Выставит… А у меня у мамы сердце слабое… Она до сих пор не знает про меня…

Она горбится на стуле, поднимает красные измученные глаза:

- Вы простите меня, Роман Дмитриевич. Я хотела просто сегодня дела доделать и заявление на отпуск… С последующим увольнением. Но вы тут… Простите.

- А ты думаешь, если б уволилась, она бы фотки не выложила?

- Я бы уехала сразу отсюда. И это потеряло бы смысл…

- Ладно.

Я киваю. Раздумываю, как дальше поступить.

- Не уходи никуда. Сейчас Федоров придет, ему все расскажешь. Посмотрим, что дальше надо будет сделать.

- Но…

- Не волнуйся. Разберемся.

Она уходит, я вызываю Федорова, кратко инструктирую. Он немного матерится, сетует, что я забрал Ваню, и теперь у него нет рук.

- Ногами, бля, работай, - не выдерживаю я, - твой проеб!

Федоров угукает и отключается. Кажется, я его своим матом напряг больше, чем информацией о шпионе в штабе.

Надеюсь, работать будет эффективнее. А то реально расслабились. До выборов полгода, а мы тут мыльные пузыри жопой выдуваем. И розовых пони считаем.

У нас, конечно, не Москва, но грязь тоже может быть прилипчивая.

И это надо же, какие заходы, а?

Полтора года, мать их!

Стараюсь отвлечься, лезу в телефон, чтоб позвонить Дарье Викторовне.

Мы этим утром очень даже хорошо проснулись вдвоем, время провели неплохо. Я так и привыкнуть могу к подобным пробуждениям.

К ее утренней покорности, сладкой такой, возбуждающей. К сексу неторопливому и медленному. Такому домашнему, томному.

К ее тихим выдохам в такт моим движениям. К ее запаху, нежно-пряному. Волосам шелковистым, коже гладкой…

Черт, невероятно манящая женщина. Из тех, с которыми приятно не только сексом заниматься, но и просто рядом находиться.

Повезло же мне.

Я с утра настолько под впечатлением был, что даже в ювелирный завернул по пути, не желая отдавать это на откуп Ксюше. Самому хотелось выбрать что-то, что ее порадует.

Например, маленькие, изящные серьги-гвоздики, с крупными, чистой воды камнями. Ей как раз такие удобны должны быть, с ее работой. Кольца и браслеты могут не подойти, а эти вот, небольшие, удачно подчеркнут изящные ушки.