тебя первым, – говорит Пол, но теперь уже гораздо тише – кажется, он вдруг осознал, что люди вокруг нас все видят и слышат. – Собирай свои вещи.

Я в отчаянии закрываю глаза. Колетт стоит неподалеку от двери, не проявляя ни малейшего признака сочувствия ко мне. Она не пытается извиниться за устроенную ею безобразную сцену и не испытывает никаких угрызений совести по поводу того, что ее выходка стоила мне работы в ресторане. Ее совершенно не волнует то, что она унизила меня перед управляющим и коллегами – и перед всеми посетителями, которые стали свидетелями случившегося.

Мне хочется забиться в какую-нибудь норку, спрятаться где-нибудь, чтобы меня никто не видел. А еще мне ужасно хочется ударом ноги опрокинуть ближайший ко мне стол.

Колетт всегда получает то, что хочет, а в данном случае она хочет меня.

Я, не говоря ни слова больше, прохожу в служебные помещения ресторана, хватаю из своего ящичка в раздевалке мою сумочку, а затем снова выхожу в зал и направляюсь к парадной двери. По пути я посылаю ободряющий взгляд Джонатану и при этом вижу, что он в бешенстве. Пока я отсутствовала, он явно пытался убедить Пола не увольнять меня.

Снова поймав взгляд Джонатана, я стараюсь своим выражением лица дать ему понять, чтобы он успокоился – нам ни к чему усугублять наше положение и раздувать скандал. Но Джонатан не собирается сдаваться.

– Сара не сделала ничего плохого, – говорит он.

В глазах Пола загорается опасный огонек – видно, что он в любой момент может окончательно выйти из себя. Он крепко стискивает челюсти, так что на его щеках вспухают желваки.

– Остынь, Ромеро, – предупреждает он.

– Вы не должны ее увольнять, – настаивает Джонатан.

Пол возмущенно смотрит на него, затем переводит горящий яростью взгляд на меня. Весь его вид красноречиво говорит о том, что он знал, что что-то подобное обязательно произойдет – что мы с Джонатаном устроим в его ресторане какое-то чрезвычайное происшествие и что это был только вопрос времени.

– Хочешь, чтобы все стало еще хуже – и для тебя, и для Ларсен? – обращается он к Джонатану, глядя попеременно то на него, то на меня.

– Все в порядке, Джонатан. Я лучше уйду, – говорю я, умоляющим взглядом глядя на своего жениха.

– Но Сара не виновата в том, что случилось, – говорит он. – Ей просто нужно больше денег, вот она и захотела подработать. Она вполне может справиться, работая в другом месте и не уходя отсюда, поверьте. Пожалуйста.

– Нет, не верю, – шипит Пол. – Кто ты такой, чтобы указывать мне, как вести бизнес? – Пол гневно взмахивает руками, давая понять, что не хочет больше ничего слышать – и вообще иметь с нами обоими дело. И тут же, облекая этот жест в слова, говорит Джонатану: – Собирай вещи. Ты тоже уволен!

Я шокирована.

– Что? – переспрашивает Джонатан, покачнувшись, как от удара.

– Не могу поверить, что вы это серьезно, – говорю я Полу.

– О, я говорю абсолютно серьезно, – отвечает он. – С меня хватит. Вон – оба. Сейчас же.

И он, подняв руку, указывает нам с Джонатаном на дверь.

* * *

Мы стоим на улице рядом с рестораном. У нас даже не было времени забрать наши чаевые. Все кончено. У нас обоих нет работы – по крайней мере, в «Очаге». Что касается моей работы в качестве няни у Бэрдов, пока неясно, могу ли я по-прежнему рассчитывать на это место.

Джонатан начинает расхаживать взад-вперед по тротуару перед входом в ресторан. Я же, уронив руки вдоль туловища, продолжаю стоять и смотреть в одну точку, не зная, что делать.

Я жду, что Джонатан вот-вот начнет кричать и ругаться. Но вместо этого я слышу, как он говорит:

– Беги за ней.

Я резко оборачиваюсь.

– За той женщиной, – поясняет Джонатан и указывает на Колетт, которая медленно шагает по тротуару прочь от ресторана. – Беги за ней. И верни свою работу.

Я чувствую, как мои глаза округляются от удивления.

Но я вижу, какое испуганное лицо у Джонатана. Судя по его выражению, он находится в состоянии самой настоящей паники. Если мы потеряем и должность няни в доме семейства Бэрд, у нас не будет ровным счетом ничего. Это будет означать, что никто не будет оплачивать нам аренду квартиры, что мы не сможем выплачивать долги за лечение тети Клары, да и нашим планам скорой женитьбы тоже конец. Более того, мне придется подавать заявление о банкротстве. То есть все наши мечты в одночасье рухнут и рассыплются в прах.

И я бегу следом за Колетт.

Глава 17

Совершенно очевидно, что Колетт не имеет ни малейшего представления о том, куда именно она идет. К тому моменту, когда я ее догоняю, она бестолково тычется в разные стороны, словно потерявшийся щенок.

– Колетт, – окликаю я и беру ее за руку.

Она смотрит на меня. Ей явно приятно, что я догнала ее так быстро. Гримаса гнева на ее лице сменяется довольной улыбкой. Но она не произносит ни слова.

– Простите меня, – говорю я и кивком указываю в сторону ресторана, – за то, как я вела себя там. Пожалуйста, не увольняйте меня. Мне очень нужна эта работа. Я ничего не хочу так сильно, как работать у вас няней. Обещаю, вы не пожалеете. – Я беру руки Колетт в свои, понимая, что не просто прошу, а умоляю ее не лишать меня надежды на счастливое будущее. – В «Очаге» я больше не работаю, так что это теперь не проблема. Я могу быть с вами каждый день, независимо ни от чего. Я буду полностью в вашем распоряжении. – Сказав это, я делаю небольшую паузу и добавляю: – В вашем и Пэтти.

При этих моих словах улыбка Колетт становится шире.

– Я рада, что вы наконец рассуждаете здраво, – говорит она и кивком указывает в сторону входа в ресторан: – Я полагаю, это был ваш молодой человек?

– Мой жених.

– Так вы с ним собираетесь пожениться?

Тон этой реплики Колетт мне не нравится. Она какое-то время внимательно разглядывает меня, а затем заявляет:

– Давайте полностью проясним ситуацию. Насколько я понимаю, работы в ресторане у вас больше нет. Вашего жениха тоже вышвырнули на улицу.

Колетт, держа руки перед собой, сплетает пальцы вместе, моргает один раз, потом второй и наконец подытоживает:

– Выходит, я вам просто необходима.

Похоже, мной пытаются манипулировать.

Я буквально разрываюсь надвое: инстинкт подсказывает мне, что нужно бежать от Колетт как можно быстрее и дальше, но, с другой стороны, меня ужасает мысль о том, что мне никогда и ни за