— Не страшись. Не от края до края известен Замок. Есть в мире и острова, куда никакие слухи не доходят.

— Расскажи мне о них!

И улыбался негодяй, придав лицу мечтательность, и взгляд его светился восхищением, и казалось, что весь он охвачен чувством светлым, и весь он открыт. Как я его ненавидел!

Довольно…

Маски, маски, кругом одни маски… одни прикрываются добром, укрывая зло, другие равнодушием, пряча добрые стремления. Если бы только я имел лицо и мог выразить свои чувства! Я вынужден носить свою маску, которая абсолютно безлика.

Бархатная ночь воцарилась над Замком. Ни туч, ни луны-сестрички, спряталась где-то от смущения. Одни лишь звезды тысячами глаз смотрят на меня, как я смотрю на них.

Тактио покинула друга, пробравшись почти на ощупь по тайной тропке в скале до своей маленькой дверцы, прошла мимо дерева, проскользнула в щель между зданиями и побежала через площадь, чтобы только никем не замеченной успеть укрыться у себя.

Вход к нам был не прост. Только нам, двоим обитателям, был сюда ход — никто иной не видел двери. В Башне Сирот, укрытая под лестницей, она открывалась лишь Тактио и мне, и потому здесь не бывало гостей. Когда появились воспитанники, то Колдунья хотела провести их наверх, но мальчик Ультио не пошел, и сестре своей не позволил. Все для него здесь были врагами, и не желал он сдружиться ни с кем. Но время шло, и сестренка его, более отзывчивая, сама позвала однажды девушку в свои покои, поиграть и поговорить. Ультио был сердит, как узнал, но быстро оттаял, увидев, как сестренка его улыбается впервые за долгое время. В душе он примирился с Тактио, но сам сближаться не стал.

Огонь был разведен, и на этот раз Тактио в котелке мешала бульон для позднего ужина.

— Как много он сегодня рассказал мне о дальних странах, Патрик, — ее глаза блестели как звезды, — о своих путешествиях! Мы с тобой все придумываем, а у него это — жизнь. Он настоящий пилигрим. Не обижайся, мой хороший.

Я молчал.

— Иногда мне мечтается, что я сама ухожу прочь отсюда, и где-то далеко мне встречается рыцарь. Он становится мне защитником, мы находим тихий прекрасный уголок, и никогда больше не расстаемся. Наши дети не знают о Черном Замке, о страшной легенде, о чудовищном Духе, и живут свою счастливую свободную жизнь. А иногда мечтается, что этот рыцарь приедет сам, — найдет меня, потому что ищет. Неведомая сила заведет его на тропинку, а тропинка выведет на дорогу, а дорога приведет к этим стенам. И он останется здесь, найдет Духа, убьет его спящим, и проклятие с Замка спадет. Люди перестанут его бояться, а будут приходить ко мне свободно, а я стану исцелять их, и меня назовут не Колдуньей, а Знахаркой… но это только мечты. Титул запретил мне думать о ком-либо, он не позволит мне выйти замуж, как не позволил своему брату завести жену. Титул не желает больше раздробленности, ему хочется, чтобы один его сын был и Хозяином, и Хранителем, и Колдуном, и Звездочетом. Единым во всех ипостасях, как потом заговорят за пределами Замка… ах, как…

Я замер в ожидании: о, если она произнесет «желаю»! Что будет с моей душой? В моих силах исполнить любую мечту, но любовь и смерть не подвластны никакой магии. Она бы ушла прочь, как хотела, и встретила рыцаря… но он бы не любил ее.

— Нет, мне даже думать нельзя об этом. Мой дар призывает меня служить другим. Смысл моей жизни в моих руках.

Ни свет, ни заря Аурум покинул свои покои и отправился на поиски. Он ходил вокруг немого колокола, подвешенного на крепких веревках над знаком пяти сторон света, дотрагивался до него рукой, прислушивался, присматривался. Потом ушел в библиотеку на осмотр книг, более тщательный и доскональный, а после попросил ключ у Стража, чтобы заглянуть в архивы Звездочета. Там он надеялся найти что-то особенное, нужное ему.

Он не явился на общую трапезу, решив позавтракать на кухне скоро и, не теряя лишнего времени, однако кухарка разговорила его, засыпав вопросами. Аурум мало отвечал, но заприметив болтливый нрав прислуги, сам решил расспросить.

— До чего хороши твои гренки со сливками, хозяюшка, — задобрил он ее, откусив кусочек, но не чувствуя вкуса у этой еды, — как славно ты готовишь!

— Кушай, кушай, господин Служитель. И моя душа радуется, если человек сыт и доволен.

— Странно мне видеть такое мастерство очага и котелка здесь, а не в королевских кухнях. Давно ли ты служишь?

Кухарка, женщина в годах, но крепкая и статная, широко ему улыбнулась:

— Ой ли, не знаешь ты, как сюда попадают? Слуг нас здесь немного, да всякий мастер своего дела, что еще и поискать! Что конюх, что кузнец, а что плотник, да я вот. Абы кого сюда не берут, только лучших из худших.

— Это как?

— А то и вправду не слышал?

— Многое слышал, а об этом нет.

— Здесь находят свое убежище те, кому не стало места в мире на земле. С первого дня возведения этой усыпальницы Стражи отбирают прислугу для Замка. Если есть в том нужда, один приходит хоть как далеко, чтобы увести нужного человека. Вот я, к примеру, жила себе у моря, в южных землях, стряпала хорошо, хорошо шила, и была на услужении лорда. Нужды не знала, ценили меня. В жены меня взял сам ключник, детишек много народили… — тут ее взгляд погрустнел, но тут же и просветлел опять, отмахнулась она от печали, — да беда случилась. Занедужил сыночек лорда, животом замаялся, и лекари не помогли, а насмерть и залечили. Так вина потом не на них, а на меня легла, что травила я мальчика день за днем, дабы его голубую кровь по капле выманивать и своих детей силой напитать. В черной ворожбе меня обвинили, да сжечь хотели как ведьму. И высекли меня, и остригли, и к столбу привязали, хворостом обложив, но явился вдруг Страж. И заявил он, что властью данной ему, забирает он меня в услужение в Черный Замок до самой смерти. Никто перечить не может воле его. И не видела я с тех пор ни моря, ни города, ни мужа своего, ни деток. А все же довольна я долей. Знаю, что живы они и нужды не знают, ибо платит Страж семье столько золота, сколько я наперед за службу свою заработаю. Так-то… и каждый у нас здесь таков.

Я слушал нехитрую ее историю, сидя у корзины с травами, смотрел, как умывается моя Тактио, приводя себя в порядок, а сам вкушал все ароматы кухни, и вспоминал жизнь кухарки вместе с ней. Храбрая это женщина — хозяйка Палат Странника. И неунывная. Простая душа ее была бесхитростна.

— А что ты про Замок знаешь, хозяюшка?

— Да что все знают, то и я знаю.

— Откуда колокол на площади, например? Зачем висит, если у него все равно языка нет?

Кухарка пожала плечами и взялась горшками греметь, уставляя их по полкам:

— Как Замок был возведен, так и он подвешен. О нем, равно как и о Палатах Погибели никто ничего не знает. Но слухи ходят… что если найти колоколу язык, то именно он своим звоном и разбудит Духа Жажды.

— Но внутри него даже петли нет.

— А, не спрашивай. Я человек простой. Ты лучше на счет Замка кого-нибудь и урожденных здесь поспрашивай.