Запись запустили в четвертый раз. Я почувствовала, как в меня упираются чьи-то пальцы. Я инстинктивно отстранилась, чтобы мой токодар не причинил кому-то боль, но рука снова с настойчивостью нашла мою. Я развернулась и увидела Теку. Ее глаза были наполнены слезами. То ли она хотела моей боли, то ли желала облегчить мои страдания – в любом случае я продолжила держаться за нее, изо всех сил сдерживая токодар.

Тека держалась за меня всего тик или два, но того было достаточно.

Мы молча просматривали запись снова и не могли отвести от нее взгляд.

Позже я лежала, уткнувшись лицом в подушку, и рыдала.

Акос забрался на мою койку и свернулся возле меня. Я не возражала.

– Это я сказала им эвакуироваться. По моей вине так много людей оказались на корабле…

– Ты старалась помочь, – успокаивал Акос. – Все, чего ты хотела, – помочь.

Это не обнадеживало. Не важно, что старался сделать кто-то, – важно, что из этого вышло. Тысячи смертей – вот что вышло. Я несла ответственность за эту утрату.

По-честному, мне следовало отметить на руке каждую жизнь до единой, чтобы почтить их память. Но у меня не было столько кожи.

Акос сжал меня так крепко, что я спиной ощущала, как бьется его сердце. Я снова разрыдалась.

Уткнувшись лицом во влажную наволочку, я уснула.

СИЗИ

– Подтверждено. Код 05032011. Запуск.

Некоторые события, если чувствуешь, что они важны, необходимо складировать в маленьких ячейках памяти. Это как раз необходимо проделать с речью Исэй Бенезит, которая отдает приказ напасть на Воа. Дикция канцлера четкая, она проговаривает каждый согласный звук отчетливо и не запинается. Когда Исэй договаривает, она вскакивает из-за стола, за которым вела переговоры с генералом Теном, и уходит, отпихивая протянутую руку Аста.

Атака произойдет незамедлительно. Для осуществления противотокового взрыва Пита одолжила нам корабль, предназначенный конкретно для этой цели, который направился к Туве. Экипаж корабля составляли уроженцы Питы, за исключением генерала Тена, главнокомандующего вооруженными силами Туве. Именно он жал на кнопку, подчиняясь тувенскому закону.

Я представила, как раздвигаются створки люка, и длинный, узкий, прямоугольный снаряд летит вниз… летит… летит… В этом есть какая-то романтика. Романтика, в которой есть место странной грубой жестокости.

Мы с Исэй и Астом наблюдаем за происходящим из каюты канцлера. Корабль Ассамблеи обращен к солнцу, потому стекла затемнены и показывают нам заваленную снегом Шиссу. Крохотные хлопья налипают на объектив, который снимает видео. Так что практически все время картинка размыта. Белые пятна выделяются на фоне черного ночного неба. Все же среди них мне удается разглядеть зависшие под облаками, словно застывшие, капли дождя, домики… Шисса не была мне домом, но там я училась и узнала, как жить вдали от матери и ее нескончаемых пророчеств. Поэтому Шиссу я любила.

Я смотрю на Шиссу, как вдруг на экране загорается новостная лента, и я вижу лишь вспышку, в которой побывочный корабль разлетается на части. Я закрываю глаза. Исэй сдерживает пронзительный вопль.

– Что там? – спрашивает Аст.

Все-таки робот-жук не в силах помочь ему увидеть то, что происходит на экране.

– Там же были люди? Ты видела? – уточняет у меня Исэй. – Почему там было столько людей?

Я включаю звук, чтобы послушать комментарии: «По предварительным данным, вблизи судна находилось несколько сотен шотетов, намеревавшихся эвакуироваться из города…»

Я выключаю экран.

– Несколько… – задыхается Исэй. – Несколько сотен…

Аст качает головой.

– Прекрати это, Исэй. Все же потери остались минимальными.

– Минимальными… – говорю я.

И это все, что мне удается вымолвить.

По подсчетам генерала Тена, жертв должно было быть около трех дюжин. Не сотен.

– Да! – Аст прожигает меня глазами. – Минимальными. В сравнении с тем, сколько их могло быть. Потому-то ты и предложила побывочный корабль, припоминаешь?

Слова роятся в моем сознании: сотни мужчин, женщин, детей, стариков, молодых, подростков, добрых, злых, отчаянных… люди, люди, люди. Я, словно ловя муху ладонями, останавливаю этот поток. После того как мое сознание отравила уйма трагических воспоминаний, мне лучше удается этот трюк. Я так выживаю.

Я не отвечаю Асту. Я устала от его провокаций. Я использую все возможности токодара, чтобы Исэй полегчало. Может, тогда она усмирит его.

Сложив руки на груди, Исэй наблюдает за снежным вихрем. Здания Шиссы загораются зелеными, пурпурными и розовыми огоньками. Это напоминает мне о безделушках, какими мы торговали на ярмарке Гессы во время начала посадочного сезона. Люди вешали их на окна для привлечения удачи.

Плечи Исэй дрожат. Даже трясутся. Она хлопает ладонью по стеклу, чтобы привести себя в чувство.

Мы с Астом стоим, стараясь успокоиться, но я уверена, он тоже не знает, как это сделать.

Исэй, согнувшись, разворачивается так, что я вижу ее профиль.

Она заливается смехом.

– Всех этих… людей… – Исэй задыхается, хватаясь за живот, – раскидало, как кегли!

От ужаса лицо Аста обмякает, но я понимаю, что происходит.

– Исэй, сделай глубокий вдох.

– Всех… – Исэй падает на колени.

Ее ладонь со скрипом скользит вниз по стеклу.

Я устремляюсь в ванную комнату, полностью пропитываю мочалку холодной водой и отношу ее Исэй. За мной тянется след из капель. Присев у переборки, она смеется и рыдает одновременно.

Я кладу мокрую мочалку Исэй на затылок и провожу рукой по ее спине. Хоть и поздновато (похоже, он в таких делах некомпетентен), но, кажется, Аст смекает, что к чему, и свистом направляет Пажа вперед. Щелканье жука указывает ему путь к нам. Аст присаживается рядом. Он продолжает молчать, хотя уже пришел в себя. Аст никогда еще не находился так близко от меня. Мы буквально дышали одним воздухом.

– Всех этих людей… – хнычет Исэй.

Я слежу за реакцией Аста и, словно покрывалом, укутываю нас троих моим токодаром. На этот раз он не возмущается.

– Я скучаю по ней, – шепчет Исэй позже, когда мы сидим вдвоем у стеклянной оболочки и смотрим на токотечение.

Я беру ее ладонь и прижимаю к своей щеке, чтобы поделиться воспоминанием.

Ори уснула за нашим кухонным столом, уронив голову на детальный рисунок ледоцвета. Ее щека измазалась чернилами. Папа потягивал чай и с нежностью улыбался, глядя на Ори. Мама щелкнула языком, хотя ее глаза тоже продолжали улыбаться.

Отец наклонился, чтобы подхватить Ори и отнести ее в гостиную. Я видела, как при каждом отцовском шаге длинные ноги подруги подпрыгивали.