прошлого, ни одна не сравнится по степени дезорганизации и уничижения с семьей. Любовь родителей к детям и детей к родителям способна стать одним из главных источников счастья, но сегодня она является, увы, в девяти случаях их десяти источником несчастья для обеих сторон, а в девяноста девяти случаях из ста – источником несчастья как минимум для одной стороны. Так или иначе, семья ныне лишена возможности приносить то глубочайшее удовлетворение, которое заложено в этой идее, и здесь кроется одна из важнейших причин общественного недовольства, характерного для нашей эпохи. Взрослый, желающий счастливых отношений с детьми или стремящийся обеспечить им счастливую жизнь, должен крепко задуматься на сей счет, а затем, все обдумав, действовать предельно осмотрительно и мудро. Тема семьи слишком обширна, чтобы рассматривать ее в данной книге целиком, поэтому мы затронем ее лишь в связи с нашим основным предметом – с обретением счастья. Причем даже в этой связи мы будем обсуждать семью лишь постольку, поскольку приумножение счастья находится во власти всякого отдельно взятого индивида в рамках социальной структуры.

Это, разумеется, крайне важное ограничение, ведь семейные неурядицы в наши дни могут объясняться различными причинами – от психологических и экономических до социальных, образовательных и политических. Если рассматривать зажиточные слои общества, выделяются две основные причины, по которым материнство для женщин сегодня кажется ношей более тяжкой, чем было когда-либо ранее. Это, во‑первых, возможность карьеры для одиноких женщин, а во‑вторых, упадок домашнего хозяйства. В прежние времена женщин привлекал в браке шанс избежать невыносимых условий существования в качестве старой девы. Тем, напомню, приходилось жить в родительском доме и пребывать в экономической зависимости – сначала от отца, а затем от кого-то из братьев, не слишком-то довольных такой обузой. Ей было нечем заняться, чтобы скоротать дни, и старую деву лишали свободы наслаждаться жизнью за пределами семейного дома. Она не могла и не стремилась вступать в сексуальные приключения, которые искренне, всем сердцем, воспринимала как какую-то мерзость: ведь секс допустим только в браке. Если, несмотря на все меры предосторожности, она теряла честь вследствие уловок какого-нибудь ловкого шалопая, то попадала в крайне плачевное положение. Об этом достаточно точно рассказывается в «Векфильдском священнике»:

И что осталось ей: в тоске,

Скрывая боль стыда от света,

Уйти на свет иной, где страх и темнота,

Чтоб он, неверный, век страдал на свете этом[79].

Современные старые девы не считают уход из жизни необходимым в подобных обстоятельствах. При наличии хорошего образования такая женщина без труда обеспечит себе комфортное существование, а потому уже не зависит от родительского одобрения и произвола. Утратив экономическую власть над своими дочерьми, родители стали в меньшей степени выказывать и моральное неодобрение (ведь нет резона ругать того, кто не живет с тобой под одной крышей; что толку бранить кого-то в его отсутствие?). А потому незамужняя молодая женщина профессионального сословия в настоящее время в состоянии – при условии, что она занимает место не ниже среднего по шкалам интеллекта и привлекательности – наслаждаться вполне приемлемой жизнью до тех пор, пока в ней не возобладает желание обзавестись детьми. Но если это желание возобладает, ей приходится идти замуж и почти наверняка отказываться от работы. Она лишается немалой толики привычного комфорта, поскольку доход ее мужа, скорее всего, равен ее прежнему самостоятельному заработку и предназначается для семьи, а не для одинокой женщины. После того, как былая свобода утрачена, женщина обнаруживает, что вынуждена ежедневно выкраивать гроши на необходимые расходы. По всем перечисленным причинам такие женщины не осмеливаются на материнство.

А женщина, которая все же отважилась на этот решительный шаг, сталкивается, в отличие от представительниц многих предыдущих поколений, с новой и коварной проблемой, а именно со скудостью и скверным качеством домашнего хозяйства. Вследствие этого она становится привязанной к своему дому, должна взвалить на свои плечи тысячу тривиальных задач, категорически недостойных ее способностей и уровня образования; а если не собирается трудиться по дому сама, то испортить свой характер, браня ленивых служанок, отлынивающих от обязанностей. Что касается физической заботы о детях, женщина, если она удосужилась собрать полезные сведения на сей счет, выясняет, что практически невозможно препоручить детей нянькам, не поставив под угрозу их здоровье, и даже передоверить нянькам соблюдение элементарных мер в отношении чистоты и гигиены, ну разве что посчастливится взять няньку с дорогостоящим обучением в каком-либо заведении. Под тяжким грузом мириад мелочей ей действительно повезет, если она не сразу растеряет свое былое обаяние и три четверти интеллекта. Слишком часто, увы, просто выполняя необходимые обременительные обязанности, такие женщины начинают утомлять собственных мужей и изводить собственных детей. Когда наступает вечер и муж возвращается с работы, женщина, болтающая о своих бытовых неприятностях, воспринимается как зануда, а та, что хранит молчание, – как рассеянная особа. Применительно к детям жертва, которую она принесла ради того, чтобы ими обзавестись, настолько ей памятна, что она в подавляющем большинстве принимается выдвигать завышенные требования, а привычка постоянно заботиться о тысяче мелочей одновременно делает ее суетливой и сужает кругозор. Такова величайшая несправедливость, с которой она вынуждена мириться: исполняя семейные обязанности, она теряет любовь близких, а вот если бы забросила дом и продолжала весело порхать по жизни, ее, возможно, любили бы больше[80].

Эти проблемы в основном экономического свойства, как и прочие, почти столь же серьезные. Я имею в виду трудности с жильем, обусловленные сосредоточением населения в крупных городах. В Средние века города мало чем отличались от нынешней сельской местности. Дети до сих пор распевают такой стишок:

На шпиле Павла дерево есть,

Яблок на нем не перечесть.

Мальчишки бегают вокруг,

Сбивают яблоки сам-друг,

А там вдоль изгородей бегут,

И Лондонский мост уж тут как тут.

Шпиль собора Святого Павла сгинул[81], и, не скажу, правда, когда точно, живые изгороди между собором и Лондонским мостом тоже исчезли. Минули столетия с той поры, как лондонские мальчишки развлекались подобным образом, но еще сравнительно недавно значительная часть населения страны проживала в сельской местности. Города были не слишком крупными, до окраин – рукой подать, и совсем не редко сразу за городскими домами начинались огороды. А сегодня в Англии наблюдается решительное преобладание городского населения над сельским. В Америке это преобладание пока не так заметно, однако быстро возрастает. Города вроде Лондона и Нью-Йорка сделались настолько велики, что требуется немало времени, чтобы из них выбраться. Те,