– Свидетельница, попрошу вас подбирать выражения, – встрял в допрос судья. – У вас наверняка получится заменять жаргон общепринятыми выражениями. Вы хотели сказать, что подсудимый говорил вам о том, что желает смерти жены?

– Ну, если такой вариант вас устраивает больше… Да, желал. И не только желал, но и делал жалкие попытки от нее избавиться.

Дубровская с нарастающей тревогой начинала осознавать, что свидетельница по какой-то только ей одной известной причине «топит» подсудимого, причем со вкусом, наслаждаясь беспомощностью жертвы. Понимая, что сейчас, если ее не остановить, произойдет нечто страшное, Елизавета решительно поднялась с места.

– У меня протест, ваша честь…

Она замолчала, глядя попеременно то на свидетельницу, то на судью. Беликов же, удивленный продолжительной паузой после громкого заявления, уточнил:

– Вы протестуете? Против чего?

– Протестую. Мне кажется, свидетель пытается оговорить подсудимого.

– Пытается оговорить? Но ведь нам еще до конца неясно, что она имела в виду. Кроме того, Малинина дала подписку, ей разъяснена ответственность за дачу заведомо ложных показаний. Так что успокойтесь, защитник. – Судья повернул голову к свидетельской трибуне. – Продолжайте, пожалуйста. Что вы имели в виду, говоря о жалких попытках избавиться от жены?

– Он пытался ее убить. – Нора прямо посмотрела в глаза Беликову. – Только так, чтобы все выглядело как несчастный случай. В тюрьму он, конечно, попасть не хотел.

– Вы можете привести конкретные факты?

– Факты? – фыркнула Малинина. – Да ради бога! Случай на озере. Ну, когда он якобы забыл спасательные жилеты. О том происшествии, по-моему, все знают.

– Но мы говорили пока о несчастном случае, – закинула удочку прокурор. – Разве вы имеете в виду что-то иное?

– Никакого несчастного случая не было! – жестко заявила Нора. – Дмитрий заранее обдумал все и даже сообщил детали мне. Я сказала ему, что это безумство. Я всегда говорила, что он может просто развестись, но он меня не слушал. Должно быть, он собирался прибрать к рукам деньги Серебровой.

– А что, были еще и другие случаи? – поинтересовалась прокурор.

– Да. Как-то на стройке он хотел сбросить ее вниз, но появились рабочие, и у него тогда ничего не получилось. Дмитрий очень переживал, говорил, что вариант был идеальный, учитывая, сколько людей ежегодно разбивается на стройках. Мне кажется, что он даже смотрел статистику в Интернете.

– А что вам известно о последнем случае? Ну, когда, судя по всему, уже все получилось как надо. В тот день тоже произошла заранее запланированная ссора? – Прокурор даже вытянулась вперед.

– Нет, последний вариант он не продумывал заранее, – убежденно заявила Нора. – Я вам точно говорю. Думаю, что все произошло внезапно. Возможно, старуха его все-таки допекла, и он не сдержался. Инга Петровна, скажу я вам, была мастерица доводить людей.

– Вы были в доме в день убийства? – спросила прокурор. У нее даже ручка дрожала в пальцах, настолько невероятны были показания свидетельницы.

– Я звонила Дмитрию утром, – прищурила глаза рыжая ведьма. – Он был очень напуган и сказал мне, что убил старуху.

– Сказал, что убил старуху? – восторженно повторила прокурор.

Судья недовольно покачал головой:

– Государственный обвинитель, не забывайтесь! Мы рассматриваем дело об убийстве Инги Серебровой. Пожалуйста, придерживайтесь общепринятой терминологии. Ни о каких старухах мы здесь речи не ведем. Да побойтесь бога, женщине было всего сорок три года! Можно сказать, самый цвет!

– Простите, ваша честь! – торопливо закивала головой Прыгунова. И вновь повернулась к свидетельнице: – Неужели Серебров сам признался в убийстве?

– Да, признался, – просто ответила Нора. – Правда, подробности он мне рассказал позже. Я пришла к нему вечером того же дня. Он сообщил мне, что убил жену кочергой, не выдержав ее грубого обращения. Потом сунул ее тело в джип и ухнул его в карьер.

– Так и сказал? Слово в слово? – не верила своей удаче прокурор.

– Примерно так. Хотя, конечно, периодически жаловался на то, что она успела его достать, и опасался, что убийство раскроют. Конечно, он постарался замести следы, но был застукан управляющим в самый неподходящий момент. Кроме того, Дмитрий показал мне свою руку. Он порезался, когда собирал осколки.

Прокурор шумно выдохнула воздух и, счастливо глядя на председательствующего, заявила:

– Обвинение закончило допрос свидетеля. Должно быть, у защитника уже появились вопросы?

Дубровская вяло кивнула:

– У меня один-единственный вопрос свидетелю.

– Задавайте, – разрешил Беликов.

– Зачем вы нам это все рассказали? Что движет вами? Ненависть, месть? Что? – В голосе Елизаветы звучало отчаяние.

Свидетельница хищно улыбнулась:

– Меня попросили говорить правду. И я, если вы помните, даже расписалась у секретаря. Так что ничего личного. Я просто выполнила свой гражданский долг!

В областном суде были приняты довольно странные порядки, касающиеся возможности общения адвоката с его подзащитным. Например, не разрешалось, даже в перерыве, разговаривать друг с другом через пуленепробиваемое стекло. Для того чтобы перекинуться с клиентом парой фраз, адвокат должен был уведомить секретаря и в его сопровождении спуститься в подвальное помещение, где содержались прибывшие из следственных изоляторов. Может быть, так делалось для того, чтобы защитник, раздосадованный тупостью и безобразным поведением своего подопечного, не мог пристукнуть его портфелем прямо в зале суда? Думали, что, пока он утрясает необходимые формальности и спускается за секретарем по лестничным маршам вниз, воинственный запал понемногу исчезнет и к адвокату вернется способность рассуждать здраво?

Примерно так думала Елизавета, шагая по бесконечным ступеням и продумывая все, что заявит Сереброву при встрече. Конечно, она могла взять разрешение на свидание и посетить Дмитрия в изоляторе, где условия для общения намного лучше, но Дубровская не могла ждать. Ей не терпелось высказать Сереброву то, что успело накипеть в ее душе за два часа допроса его любовницы. Поэтому, как только тяжелая дверь с большим «глазком» распахнулась и толстый охранник, проверив документы, пропустил ее внутрь, туда, где располагались отсеки с заключенными, она облегченно вздохнула. Серебров сидел там, за толстой решеткой, в самом конце коридора…

– Елизавета Германовна! – воскликнул Дмитрий, увидев защитника, и вскочил с места. – Вы пришли?

– Что же мне еще оставалось? – рявкнула в ответ Лиза.

Серебров внимательнее взглянул на своего адвоката.

– Вы расстроены? Все очень плохо, да?

И тут Дубровскую понесло… Конечно, она ожидала чего угодно. Того, что ее подзащитный будет сломлен, раздавлен, откажется с ней говорить. А могло быть и другое: он начал бы при ее появлении бесноваться, хватаясь руками за металлические прутья и вспоминая неприличные выражения про всех женщин на свете. Но Лиза не думала, что услышит спокойно-глуповатое «вы чем-то расстроены» в момент, когда у нее из-под ног уходил бетонный пол.