– Вы не на заводе? – только и вымолвила она, не понимая, зачем Матвей в полдень вернулся домой.

Кинув тряпку на пол, она проворно начала одергивать юбку, пытаясь закрыть стройные босые ноги. И тут же нечаянно опустив взгляд вниз, вспомнила, что одета в одну лишь тонкую рубашечку без рукавов. Грудь ее соблазнительно выпирала под тканью, и Варя ощутила себя голой. Она вновь подняла глаза на Твердышева, который так и не сдвинулся с места, и увидела, что он смотрит как раз на эту выпуклость.

В следующий миг мужчина очнулся и начал медленно приближаться. Варя тотчас попятилась от него. Когда же он вышел на свет и ступил в кухню, она заметила на его лице то же упрямое выражение, что и тогда в лесу.

– У вас чудесно получается, Варвара Дмитриевна, – произнес грудным голосом Матвей.

Он как-то странно улыбнулся, и она отчетливо отметила страстное выражение в его темном взоре. В доме, кроме нее и Танюши, никого не было. В ужасе осознав, что Твердышев появился здесь не случайно и именно сейчас, когда дома не было Арины, Варя запаниковала. Он уже был в четырех шагах от нее, и она невольно выставила перед собой руку, как бы останавливая его жестом, и попятилась.

– Не подходите, Твердышев! Иначе… – голос ее сорвался на фальцет.

– И что же ты сделаешь, ягодка? – игриво нежно проворковал Матвей в двух шагах от нее, видя, как девушка уперлась спиной в стену. Он приблизился и склонился над ней.

– Перестаньте… – пролепетала просяще девушка, несчастно глядя на него снизу вверх. – Не надо… я ведь уже говорила вам об этом…

– Только один поцелуй, Варенька… – прошептал мужчина, склоняясь к ее губам, подтвердив своими действиями ее мрачные мысли.

В негодовании охнув, девушка дернулась в сторону, решив его обойти. Она вознамерилась немедленно выскочить на двор, где была Таня, единственная, кто мог помешать Твердышеву. Но не успела сделать и пары шагов, как Матвей стремительно поймал ее рукой за талию и притянул к своей груди.

– И куда это ты собралась? – проворковал он нежно, опаляя ее ушко своим горячим дыханием. Его мягкая короткая борода прикоснулась к ее шее, а губы уже стиснули мочку ее уха.

– Я не позволяю себя целовать! – завизжала нервно Варя, взбеленившись от его наглого поведения, и со всей силы пнула его по ноге.

Матвей даже не поморщился от боли и лишь сильнее стиснул ее в своих сильных руках, явно не собираясь отпускать. Изогнувшись, Варя яростно ударила его ладонью по щеке и увидела, как его лицо сразу же стало мрачным. Твердышев угрожающе прищурился, так и не выпуская девушку из железного кольца своих рук, и свинцовым голосом произнес:

– Ах да, я же позабыл, ваши поцелуи предназначены лишь для Алексея Ивановича!

– Вот именно! – в истерике заметила она.

Он постоянно переходил то на интимное «ты», то на холодное «вы», видимо не в силах определиться, как к ней обращаться.

– Я смотрю, вы невозможно глупы, Варвара Дмитриевна, ибо надеетесь на то, что ваш разлюбезный Олсуфьев оценит вашу преданность! – парировал он язвительно.

– Не вам об этом судить, Твердышев! И уберите руки! – отчеканила она, пытаясь отцепить его ладони от своего стана.

– А если не уберу? Если нравишься ты мне, ягодка, – проворковал он хрипло, сильнее стискивая ее в своих объятиях и страстно целуя шейку девушки.

– Вы что, окончательно ополоумели, что вы несете?! – взвизгнула Варя.

Ее запах, неповторимый, сладкий, пьянящий, уже завладел им. Матвей почти нечего не соображал. Чуть раньше, увидев ее внаклонку, с прелестными обнаженными ногами, он тотчас же ощутил, как кровь прилила к его вискам. С того самого поцелуя у реки, который случился более недели назад, он потерял покой. Перед его глазами словно пеленой постоянно стоял прелестный образ Вареньки, а воображение рисовало неистовые картины соития. Зная, что каждый день девушка остается одна с детьми, он еще с утра задумал свое возвращение домой. И теперь, приказав дочери быть во дворе, пока он не выйдет, Твердышев направился в дом с отчетливым намерением вновь завладеть непокорной прелестницей.

– Кисонька моя сладкая, – прошептал он хрипло и, притиснув Варю к себе всем телом, переместил правую руку на упругую полную грудь девушки и дерзко сжал ее. Она дико взвизгнула и тут же со всего размаху вновь залепила ему пощечину, воскликнув:

– Пустите меня!

В следующий миг Твердышев осалился, как зверь. На его лице заходили желваки, и он угрожающе прохрипел:

– Из-за него кобенишься?! Так не нужна ты ему, уж поверь мне!

Рывком развернув девушку к себе лицом, он впился в ее полные губы. Варя дернулась в руках мужчины и вновь начала пинать его ногами, что было силы.

Не прошло и минуты, как позади них послышался шум, и высокий голосок Танюши испуганно произнес:

– Батюшка, не обижай ее, не надо!

Матвей замер и, резко выпустив девушку из рук, обернулся к дочери. Варя вмиг кинулась к лестнице наверх и укрылась в своей комнате. Он мрачно проводил девушку взглядом, а затем перевел глаза на младшую дочь. Поняв, что из-за этой непослушной девчонки, которой он велел не входить пока в дом, желанная девушка вновь ускользнула из его рук, Твердышев впал в крайнее бешенство.

– Ты что ж, соплюшка, не слышала, что я велел тебе на дворе быть?! – взорвался Матвей.

Грозно зыркнув на дочь, он устремился к выходу. Танюша шарахнулась в сторону, когда мимо нее пролетел разъяренный отец, и устремился прочь из дома.

Еще издалека, возвращаясь с мастерской, Арина заметила удаляющегося верхом на коне Матвея, который, поднимая пыль на дороге, во весь опор мчался в направлении завода. Это было странно. Никогда такого не было, чтобы в рабочий день посреди бела дня он приезжал домой. Ибо она хорошо знала, что дел у Твердышева на заводе невпроворот. Удивленно нахмурившись и не понимая, отчего муж приезжал днем домой, она вошла во двор.

Унылая Танюша отчего-то сидела на завалинке у дров и со злостью дергала волосы у своей плетеной куклы.

– Доченька, отчего ты Варе не помогаешь? – спросила ее мать, подходя.

Девочка подняла на нее странный потухший взгляд и сквозь слезы заметила:

– Я помогала! Всех свиней накормила, пока батюшка не вернулся!

– А зачем он? – не удержалась от вопроса Арина.

– Не знаю! – закричала как-то истошно шестилетняя Танюша, перебив мать и догадавшись, о чем она хочет спросить. Девочка вскочила на ножки и выпалила: – Он велел мне в дом не ходить. А я все слышала, как она кричала! Он плохо ей делал, я знаю! А она все кричала! Ну, я и пошла в дом посмотреть. А он… он… ее… – Таня замялась, видимо, не находя нужных слов, и глухо добавила: – А потом как увидел меня, так сильно осерчал и теперь, наверное, накажет меня…

Девочка отвернулась от матери, не в силах смотреть на ее встревоженное непонимающее лицо. Сердце Арины болезненно сжалось от страшного предположения. Она медленно опустила руку на волосы дочери и, прижав Таню к себе, начала гладить по голове.