– Расскажи, что еще знаешь, – попросила она.

– А сейчас я наверх-то поднялась к Варе, а она лежит на полу у себя в спаленке и так горько плачет. Я и убежала.

– Ох, беда-то, – пролепетала Арина и направилась в дом.

Твердышева зашла внутрь, но в гостиной и столовой Вари не было. Услышав, что сверху раздаются горькие всхлипывания девушки, она быстро поднялась на второй этаж и вошла в спальню. Как и сказала Таня, Варя лежала на полу на половице, свернувшись калачиком, и, уткнув лицо в ладони, горько плакала. Смятая одежда и оборванная с одного плеча легкая рубашка девушки, подтвердили страшные предположения Арины.

– Варвара Дмитриевна, что же это? – промямлила, еле дыша, Арина, хватаясь за горло, ибо ощутила, что ей не хватает воздуха.

Заслышав мягкий голос женщины, Варя резко села и устремила на нее свой диковатый взор. Ощущая себя невозможно гадкой и грязной, девушка на коленях подползла к Арине и, схватившись за подол ее простой юбки, начала хрипеть:

– Простите меня, Арина Афанасьевна! Простите, не хотела я! Он даже слова не дал мне сказать, накинулся на меня, словно демон какой-то! Он… он…

– Не говорите ничего больше! – выкрикнула в ужасе та, не желая верить во все это.

Однако Варя, думая, что Арина винит во всем ее, продолжала сквозь слезы:

– Не могла я справиться с ним. Ничего его не пронимает! Спасибо Танюше, помешала ему!

– Неужто прямо хотел снасильничать над вами? – не сдержавшись, выпалила Арина, испепеляя девушку взором.

– Да! Я хотела убежать, видит Бог, хотела! Но силищи у него немерено!

– Никогда бы не подумала, что он может. Отродясь такого с ним не было, – пролепетала Твердышева, не понимая поступков Матвея.

Но вспомнив слова дочери о том, что Варя кричала, Арина побледнела как полотно. Жуткая правда показалась ей такой дикой и реальной, что под сердцем закололо.

– И давно он… ну, это… – глухо спросила Арина не в силах произнести гнусную фразу и устремив несчастный взор на девушку, стоящую на коленях у ее ног.

– Один раз только было. Тогда, вечером, когда к Алексею мы поехали, а сам в лес увез…

– Так три недели назад, вы болели…

– Из-за него, окаянного! – кивнула, сглатывая слезы, Варя.

– Понятно… – безжизненно прошептала Арина. – Встаньте, Варвара Дмитриевна. Не виноваты вы, вижу я.

– Вы сможете простить меня? – пролепетала девушка сквозь льющиеся слезы, зная, что никак не может загладить свою вину перед этой женщиной, которая так много для нее сделала.

Арина протянула руки и помогла Варе подняться с колен. Усадив девушку на кровать, Твердышева села рядом с нею. Она долго молчала и неподвижным взором смотрела перед собой, как будто о чем-то думала. Спустя некоторое время она повернула печальное доброе лицо к Варе и горько заметила:

– Ох, видела я ведь все, как он смотрит на вас. Да думала, лишь кажется мне…

– Уехать мне надо от вас, Арина Афанасьевна, – выпалила Варя, хватая ладони Твердышевой и лихорадочно сверкая глазами. – Машутка пошла к Рогожиным узнать, вдруг Никифор Ермолаевич вернулся. Я уже с бабкой Евгенией обо всем договорилась. У них жить буду, только Рогожина ждала.

– И что ж они без денег готовы вас приютить?

– Ну да, – кивнула Варя. – Может, уже сегодня удастся мне уехать к ним. Ведь здесь я не могу более оставаться…

– Ох, Варвара Дмитриевна, и впрямь можно попробовать.

В этот момент вернулась Машенька и сообщила хорошую новость о том, что Никифор Ермолаевич действительно вернулся, еще вчера. Не медля ни минуты, Варя быстро собралась и поспешила к дому старосты. На ее удивление, Рогожин уже все знал от бабки Евгении и с радостью согласился взять девушку на постой без денег. К вечеру того дня Варя со слезами распрощавшись с Ариной и девочками и зная, что другого выхода у нее нет, с немногочисленными пожитками перебралась в дом старосты и провела там ночь.

Твердышев вернулся с завода, едва занялось осеннее прохладное утро. Немного вздремнув после бессонной ночи на заводе, он заметил отсутствие Вари лишь за обедом. На его вопрос Арина недовольно зыркнула на мужа и холодно произнесла:

– Уехала она.

– Уехала? – опешил Матвей, явно не ожидая такого поворота событий. Он медленно отложил ложку, которой ел кашу, и грозно посмотрел на жену. – Неужели в Петербург?

– В столицу, – не моргнув глазом, соврала Арина и, отвернувшись от мужа, начала вытаскивать из печи большой котелок.

– Я не выписывал ей бумагу. Как же она уехала без подорожной? – подозрительно спросил он. – Ведь ей ни на одном постоялом дворе лошадей не дадут?

– Не знаю про то, – пожала плечами Арина, даже не обернувшись.

Услышав за спиной тяжелые шаги, женщина стремительно обернулась и увидела, что Матвей начал быстро надевать сапоги, усевшись на лавку.

– Ты куда? Сегодня же воскресенье, – невольно вымолвила Арина.

– Она наверняка до Кунгура поехала, нагоню ее верхами. Кто повез-то ее?

– Ты что, совсем спятил? – всплеснула она руками. – Уехала и уехала, тебе-то что за дело?

– Вот бабы проклятые, – процедил он. – Сговорись за моей спиной!

Он натянул второй сапог и уже взялся за камзол, но Арина стремительно встала в проеме двери, раскинув руки в стороны.

– Не пущу! – вспылила она с болью.

Твердышев побледнел и недовольно уставился на жену.

– Арина, отойди, я ведь все равно уйду, – заявил он тихо, но твердо.

– Матвеюшка, неужели я не мила тебе стала? – вдруг с любовью пролепетала Арина, испепеляя его горящим взглядом. – Варвара Дмитриевна рассказала мне все.

Твердышев вмиг побледнел и не в силах смотреть в лицо жены, на котором отчетливо читался укор, опустил глаза.

– Не в тебе дело, Ариша, – глухо ласково ответил он, понимая, отчего жена еще с утра недовольно говорила с ним.

– И что же тебе не так? – продолжала она допытываться. – Я ведь люблю тебя, яхонтовый мой! Сильно люблю, как в первый день. Что же ты на других-то заглядываешься, не пойму?

– Зачем ты завела этот разговор? – уже начиная злиться, произнес Матвей хрипло и поднял на нее глаза, натягивая на плечи камзол. – Надо вернуть ее, пока…

– Неужто она по душе тебе больше, чем я?

– Лучше тебе не знать ответ, Ариша, – сказал Твердышев нежно, подходя к жене и склоняясь над ней. – Страдать только будешь…

Увидев в глазах Арины боль, Матвей ощутил, как на душе его стало гадко. Он понимал, что поступает подло и дурно, но не мог с собой ничего поделать, его сердце рвалось вслед за девушкой. Совесть начала твердить ему, что это не праведно, но в его голове дико застучала лишь одна мысль: «Догнать Варю, пока она не уехала слишком далеко…»