— Я убью Татищева, — выдохнул Павел.

— Только когда получишь на это приказ партии, — нахмурился Берия. — Но на переговорах ты ему вежливо улыбнешься, пожмешь руку и будешь разговаривать так, как тебе прикажут. Иначе покажешь себя врагом народа. Если сложилось так, что в Северороссии в ближайшее время сохранится буржуазный режим, нам выгоднее ее дружба с Британией, чем с Гитлером. А значит, Татищева мы будем оберегать… И ты будешь.

* * *

Апрельская капель барабанила по подоконнику министерского кабинета. Совершенно усталый Алексей полулежал в своем кресле. Мысли вяло текли в голове. «Нельзя так расслабляться, — сказал он себе, — еще куча работы».

Телефон на столе тонко запел. Он поднял трубку и услышал голос секретаря:

— Господин министр, на проводе Молотов.

— Соединяйте.

Усталость слетела с Алексея, словно сброшенный мокрый плащ. Вскоре в трубке прозвучал холодный голос советского наркома:

— Здравствуйте, господин Татищев.

— Здравствуйте, Вячеслав Михайлович, — отозвался Алексей.

— Я звоню вам, чтобы узнать, не изменилась ли ваша позиция по отношению к нашим мирным предложениям, — сухо произнес нарком.

— Нет, — отрезал Алексей. — Мы готовы обсуждать территориальные уступки, но на следующих условиях. Переговоры должны вестись в Стокгольме, а не в оккупированном вами Таллинне. Мир должен быть заключен трехсторонний, с участием Крыма.

— Ваше положение безнадежно, — жестко проговорил Молотов. — Наши войска наступают. Через несколько недель мы можем взять Петербург. Мы лишь хотим избежать лишних жертв.

— Ваши войска взяли лишь первую линию Новгородского укрепрайона, и впереди их ждет еще много сюрпризов. Вы прекрасно знаете, что скоро сюда прибудет экспедиционный корпус из Британии[35], и вы фактически окажетесь в состоянии войны с этим государством. Кроме того, целый батальон Красной армии в районе соприкосновения с североросской освободительной армией перешел на нашу сторону, перебив офицеров и политруков. Погодите, скоро пойдут дивизии.

— Советское правительство никогда не признает белокрымского правительства, — произнес Молотов, будто не заметив тирады оппонента. — Соответственно, мирный договор с ними невозможен. Максимум — соглашение о прекращении огня.

— Извините, — Алексей напрягся, — я правильно понял, что вы согласны на участие в переговорах Крыма?

— Но не готовы к заключению мирного договора, — пробубнил Молотов.

— Соглашение о прекращении огня между СССР и Крымом устраивает Северороссию, — быстро ответил Алексей. — Вы готовы на переговоры в Стокгольме?

— В Женеве.

— Это нас устраивает. Восьмого декабря прошлого года вы заявили, что признаете только народное правительство Северороссии в Антоновке и не признаете правительство Оладьина. Это заявление необходимо дезавуировать.

— Этого не будет, — отрезал Молотов. — Правительство в Антоновке уже распущено. Для всех лучше забыть о том, что оно когда-либо существовало. Официального роспуска или заявления советского правительства не будет.

«Действительно, Мистер Нет, — подумал Алексей. — Хоть в мелочах, но обязательно надо сделать по-другому».

— Хорошо, — процедил Алексей, — мы это еще обсудим. Когда вы готовы приступить к переговорам?

— Завтра же, — буркнул Молотов.

— Благодарю, — тут же отозвался Алексей. — Наш ответ вы получите сегодня.

Повесив трубку, он закрыл лицо руками. «Господи, — думал он, — неужели отстояли, неужели выдержали?! Больше четырех месяцев страшного напряжения, крови и страданий».

Он быстро снял трубку прямой связи с президентом и произнес, как только Оладьин отозвался:

— Ваше высокопревосходительство, Советы готовы на трехсторонние переговоры в Женеве.

— Ясно, — ответил президент, — войну мы проиграли.

— Господин президент, — возразил Алексей, — мы отстояли главное — независимость.

— Мы будем вынуждены пойти на территориальные уступки и платить контрибуцию, — недовольно проговорил Оладьин. — Это поражение.

— Как хотите, ваше превосходительство, но я считаю это победой! — воскликнул Алексей. — Советы не добились своего, и это главное.

— Может быть, — проворчал Оладьин. — Что еще?

— Спасибо, ваше высокопревосходительство.

— За что? — В голосе Оладьина зазвучало неподдельное удивление.

— За то, что в этот раз не пошли на сепаратный мир, а целый месяц, в тяжелейших условиях обороны от превосходящего противника, ждали, пока Советы согласятся говорить с Крымом.

— Ты тут ни при чем, — самодовольно отозвался Оладьин. — Я уже сказал перед выборами, старых ошибок повторять не буду. Готовься выезжать в Женеву.

Он повесил трубку.

Посидев около минуты, Алексей поднял трубку аппарата связи с секретарем и потребовал соединить с послом Крыма. Когда граф Безбородко отозвался на другом конце провода, он быстро произнес:

— Здравствуйте, граф. Советы выразили готовность пойти на трехсторонние переговоры.

— Спасибо, господин министр, что не оставили нас, как в прошлый раз. — В голосе пожилого посла звучали радость и укор.

— Кто старое помянет, тому глаз вон, — проворчал Алексей. — Я бы просил вас приехать ко мне немедленно. Так или иначе, нам придется пойти на некоторые уступки Советам. Возникнет ряд проблем. Прежде всего, относительно людей. Численность североросской национально-освободительной армии составляет около трех тысяч человек. Еще более восьми тысяч содержится в лагерях военнопленных. Тех, кто захочет вернуться, мы, безусловно, передадим Москве. Но многие не желают возвращаться, опасаясь репрессий или из нелюбви к большевистскому режиму. На переговорах мы не сможем добиться их неприкосновенности. Отношение Сталина к военнопленным известно. А уж к тем, кто с ним сражался…

Трубка надолго замолчала, наконец Безбородко произнес:

— Я думаю, Крым будет готов принять этих… беженцев.

— Тогда, кроме всего прочего, нам надо немедленно обсудить процедуру их… передачи, — отозвался Алексей.

* * *

Алексей прошел по коридорам шикарного отеля «Президент», в котором проводились переговоры с советской делегацией. Дебаты шли тяжело, с напряжением. Глава советской делегации, бывший министр иностранных дел Литвинов, выдвигал одно неприемлемое условие за другим. Военные эксперты, рассматривавшие карту предлагаемой Советами границы, хватались за головы. Советская сторона уже заранее формировала будущий фронт, с чрезвычайно выгодными для нее выступами и провалами. Даже не обладая специальным военным образованием, можно было увидеть направления будущих ударов и охватов. Оладьин торопил. В тот же самый момент, когда начались переговоры, Красная армия предприняла масштабное наступление, стараясь прорвать оборону северороссов. Было ясно, что в случае ее успеха позиция советской делегации неизмеримо ужесточится. Фронт трещал по швам. Пала еще одна линия обороны Новгорода и одна — Пскова. Красная армия вплотную подступила к Лодейному Полю. Стало ясно, что придется уступать. Сейчас Алексей взял небольшой тайм-аут в переговорах, чтобы подготовиться к последнему акту торгов. Он знал: как бы ни сложились сегодня переговоры, мирный договор придется подписывать на этих условиях. Одновременно будет подписано соглашение о прекращении огня между СССР и Крымом. Но сейчас… сейчас он решил сделать еще одно дело.